Там высоко… - стр. 5

Третьей ночью мне снова явилась Холли, и мне стало все сложнее убеждать себя, что это был лишь сон. «Оливер, дорогой брат мой, если бы ты только знал, что он со мной сотворил… Ты был в той комнате, ты видел тот скелет, ах господи, лучше бы он просто закопал меня во дворе!».

Оливер всхлипнул и закрыл лицо руками. Моего друга трясло, и я не был уверен, что он захочет продолжать рассказ, и, хотя любопытство кипело у меня внутри, я предложил ему прерваться и пойти спать. Сверкнувшая за окном молния осветила его заплаканные и полные горечи глаза, и он, глубоко вздохнув, продолжил говорить.

– Она рассказала мне, что они поссорились из-за какой-то мелочи, и он в ярости ударил ее по голове. Удар был слишком сильным, она скончалась через несколько минут. И вместо того, чтобы с почестями предать ее земле и признать вину, он поступил как жалкий трус – он решил, что можно просто сказать, что она сбежала, а самому разобрать ее на экспонаты и пополнить свою коллекцию! Что он имел в виду, когда говорил, что «мой сестре здесь нравится»?! Ох я уверен, что он просто смеялся мне в лицо, показывая мне скелет моей собственной сестры! Холли рассказала, что ее душа не может упокоиться, и что ей хочется мести, и я был готов пойти и задушить этого докторишку в его собственной постели той же ночью! Я бы и глазом не моргнул, но Холли взмолилась повременить и дать ей самой свершить правосудие. Она пообещала явиться следующей ночью и рассказать, что я могу сделать, и весь четвертый день пребывания в доме Дэвиса я провел в своей комнате, ссылаясь на недомогание. Доктор даже предложил меня осмотреть, но я понимал, что как только он коснется меня своими мерзкими руками, которые были по локоть в крови моей сестры, я бы не смог себя сдержать и задушил бы его на месте. Я дождался ночи, бродя по квартире, как зверь в клетке, пытаясь заглушить свою ярость хоть чем-то. Наконец, стемнело, и Холли явилась снова. Ах как бы я хотел вытащить ее из того зеркала и вернуть к жизни! Увы, это было невозможно. Она сказала, что давно добралась бы до Дэвиса сама, но он носит на шее распятье на серебряной цепочке, и оно не дает Холли к нему притронуться. Если снять его хотя бы на несколько секунд, этого будет достаточно, сказала она. У нее достаточно сил что-либо делать только после полуночи, и я поклялся сделать все, что она попросила. Весь вчерашний день я был учтив, сказал, что мне лучше, и доктор Дэвис остался доволен нашими разговорами. Уже перед тем, как он захотел отправиться спать – это была уже почти полночь – я попросил его в последний раз показать мне его комнату с его коллекцией, потому что хотел скоро уезжать, и мне было любопытно, что я мог упустить. Улыбнувшись – ах, эта мерзкая злорадная улыбка! – он провел меня в комнату, не понимая, что ждет его там. Я осмотрел скелет, едва сдерживая слезы грусти и обиды, в то время как Дэвис распинался о том, какой же это прекрасный образец, и как он его любит. В полумраке комнаты я заметил в отражении стекла образ Холли и понял, что пора. Дэвис был одет в домашнюю одежду, и распятье висело на уровне его груди, поблескивая в свете наших ламп. Я подозвал его ближе, и со всей скопившейся внутри яростью рванул распятье с его шеи, обрывая цепочку. В тот же миг пронзительный визг сотряс комнату. Все лампы погасли, наступила кромешная тьма, сквозь которую я услышал грохот и хрип. Я стоял, не шевелясь, пока лампа в моей руке не зажглась снова сама по себе, и я увидел призрак Холли, стоящий прямо передо мной, и тело Дэвиса, с перекошенной от ужаса гримасой лежащее на полу.