Так плохо, как сегодня (сборник) - стр. 13
Полина тем не менее достала мобильник и вызвала «скорую помощь». «Скорая» приехала через полчаса и отвезла Велю в близлежащую больницу. Полина сопровождала Велю, сидела с ним рядом: он без сознания, она в анабиозе. Было понятно, что к мэру они не попадут, мастерскую она не получит, но какая мастерская…
В приемном покое к Веле никто не подходил.
Полина тыркалась к белым халатам.
– Врачи заняты. Подождите, – отвечали халаты.
Полина никому не объяснила, что больной не просто больной с улицы, а великий Андрей Белицкий. Ей было неудобно требовать дополнительного внимания, поскольку здесь все больные. Здоровых нет.
Прошло полтора часа. Полина подошла к молодому врачу и сказала:
– Он умрет.
– Кто? – не понял врач.
– Веля. Он очень талантливый.
– Перед Богом все равны, – ответил врач. Полина достала мобильный телефон, набрала код Лос-Анджелеса и связалась с Эммой. Она хорошо знала этот телефон.
– Я звоню из больницы, – проговорила Полина. – Веля лежит без сознания, к нему никто не подходит.
– Это кто? – строго спросила Эмма.
– Да так. Никто, в общем.
– Какая больница?
– Больница на Котельнической набережной.
Далее все закрутилось и сплелось. Эмма из Америки позвонила лучшим врачам. Врачи тут же приехали в больницу. Через сорок минут Веля уже был в операционной.
Удалили тромб из сонной артерии. Тромб перекрывал ток крови. Кровоснабжение было восстановлено, но время упущено. Почти три часа мозг голодал, а в таких случаях имеет значение каждая минута.
Организм погрузился в кому. Сознание блуждало где-то в темноте и все никак не могло выйти к свету.
Эмма прилетела в Москву на следующий день. Как ей это удалось? Удалось. Она завязала в узел свою депрессию и превратилась в ракету, которая прорезает все слои атмосферы.
Через сутки Эмма уже сидела у постели своего мужа. Врач сказал:
– Разговаривайте…
– А он слышит? – спросила Эмма.
– Не знаю. Главное, говорите. Не отпускайте его.
– Куда?
– Туда. Он будет держаться за ваш голос, как за веревку.
Врач ушел.
Эмма смотрела на любимого. Он похудел. Ему шло. Выглядел он, как это ни странно – хорошо. На лице не было следов страдания или борьбы. Спокойное, умиротворенное, красивое лицо. Глубокие и мелкие морщины нарисовали свой узор, как мороз на стекле. Морщины ему шли и были знакомы – все, до последнего штриха. Они вместе их нажили.
Эмма сидела рядом. Надо было говорить, и она стала рассказывать всю свою жизнь начиная с детства. Потом всю их общую жизнь, начиная со дня знакомства. Особенно долго она задержалась на том лете, в Крыму, когда Веля ее любил и ехал к ней на машине. В грозу. Небо полыхало от молний, было страшно, тревожно и счастливо одновременно. Набежали знакомые и толпились в дверях ее номера, как хор в греческой трагедии. А потом, последние пять лет, она не жила, а будто провалилась в черный мешок, но Веля был рядом, и ей было КОМУ страдать, кому жаловаться. И она себе позволяла. А сейчас… Веля рядом, но его нет.