Так они жили - стр. 11
– Да дайся ты ему, чего барчонка гневить, того и гляди нажалуется, – шептали ей подруги, а она только смеялась и повторяла, сама увлекаясь игрой:
– И в жисть не дамся… Назвался грибом, так полезай в кузов… Ну, Григорий Сергеевич, барин разумный, лови же… Неча мух ртом имать…
Насмешки девушки еще более раззадорили Гришу. Он носился по зале без всякой осторожности и, думая поймать Аскитрею в углу, где стоял портрет, разлетелся туда со всех ног. Он уже протянул руку, чтобы схватить ее за платье, но та снова увернулась, а мальчик, не рассчитав расстояния, налетел на стоявшую у самой подставки Машу.
Послышался крик ужаса. От сильного толчка Маша не устояла на ногах и упала прямо на подставку. Подставка грохнулась, а портрет императора отлетел чуть не на середину комнаты…
– Батюшки! Ах, беда какая!!. Ну, девоньки, смерть нам теперь!.. – послышались восклицания девушек, а Гриша, поднимаясь с полу, сердито бурчал:
– Это не я! Это Машка толстомордая! Я не виноват!
Аскитрея тем временем бросилась к портрету, думая, нельзя ли скрыть беду.
Но это было невозможно. Тонкое стекло лопнуло, а от рамки отлетел уголок.
Надя со страху даже заплакала, а Гриша упрямо твердил:
– Это не я… это Машка…
– Как не ты? Конечно, ты. Ведь она спокойно стояла, а ты на нее набежал, – волновалась Женя, – но ведь ты не нарочно… Бабушке так и скажем.
– Не хочу говорить бабушке… Не я разбил, а Машка… Не я, не я!..
– Ну, что тут – Машка. Уж коли вы с себя вину сваливаете, так я ее на себя приму, – заявила Аскитрея, сурово поглядывая на барчука. – Авось трех шкур не спустят. Пожалеют Калькину спину хоть из-за того, что паутинки в шитье без нее делать некому. А коли на Машку сказать, быть ей на скотной, давно до нее экономка проклятая добирается.
– Это уж как есть… И бесстрашная же ты, Калька… Отдерут тебя как следует, – послышались голоса.
Маша стояла как пришибленная, она даже не могла защищаться от обвинений Гриши, хотя ясно сознавала, что была тут ни при чем.
– Гриша, так ты не хочешь бабушке признаться, что нечаянно разбил портрет? – спросила Женя.
– Что мне признаваться, когда не я сделал, – бормотал Гриша.
– Так я скажу!
– А я отопрусь, скажу – Машка.
– Барышня, матушка, оставьте. Ведь его, баловня, скорее, чем вас, послушают, – уговаривали девушки Женю.
Но Женя побледнела, глаза ее засверкали, и она проговорила как бы через силу:
– Хорошо. Я не знала, что у меня брат не джентльмен. Девушки, не бойтесь, портрет уронила я и сейчас пойду извиниться за это перед бабушкой.
– Совсем не ты!.. Машка разбила!.. Она и винись, – хотел удержать ее брат.