Так любят люди - стр. 14
Но она вынесла вердикт:
– Вставай. Это глупо.
Я встал.
Я даже не стал на нее смотреть – не очень интересно подсудимому смотреть на судью.
Я просто повернулся и ушел.
Мне захотелось поднять руку и помахать ей, чтобы было как в кино.
Но я этого не сделал.
Еще мне захотелось сказать:
– Ольга, ты дура! Ты, Ольга, последняя дура и сука!
Но я и этого не сделал.
Единственное, на что меня хватило, – не обернуться.
Потом всю свою жизнь, глядя на то, как разные мои девушки в разные мои годы надевают красные туфли, я вспоминал свое унижение.
Оно никуда не делось, это унижение. Оно не растворилось в прожитых годах, не излечилось теми ситуациями, когда унижал я, оно не исчезло за дымкой всяких любовных историй… Оно стало основой меня – унижение первой любовью.
Унижение стало основой. Ну и что на таком фундаменте можно было построить?
Первое, что я сделал после приговора, – попытался забыть эту историю. Как минимум красные туфли, как максимум Ольгу и все, что с ней связано.
И что? И ничего…
Невозможно забыть то, что невозможно забыть.
Первая любовь – это никакие не уроки. Первая любовь – это фундамент всех будущих отношений.
Здравствуй, дедушка Фрейд!
«Помните свою первую любовь? И как оно было? Хреново. Понимаю. Вот эту хреновость вы по жизни и понесете. В добрый путь!»
А потом появилась Катя. Точнее, мне показалось, что она появилась.
Одиночество – это время одиноких ночей.
Телефон – это верный страж одиночества.
И ведь она знает, что не могу без нее. Знает.
И пользуется этим.
Они всегда так делают. Они – ответственные за жизнь на планете – все чувствуют и радостно этим пользуются.
И так всю жизнь.
Как же надоело!
Уже полтинник пробил. Дети есть и деньги есть. И опыт есть. И одышка есть. И «молодым человеком» уже никто больше не назовет никогда.
А фигня эта все длится и не собирается заканчиваться.
Ей трудно, что ли, позвонить? Или написать? Трудно ей?..
– На самом деле я зря пришел. Такие вещи самому надо решать, но не получается у меня. Говном не хочется быть. Такие дела… Говном никогда не был. Это для меня важно – этим вот не быть.
Большой человек сидит, опустив голову.
Говорит о том, о чем говорить не хочется.
Но продолжает и продолжает, и продолжает…
– Жену мою бывшую Земфирой зовут. Татарка, понятно. Правда, московского разлива. Язык родной, татарский, – она ни в зуб ногой, как говорится. Кстати, не знаете, почему так говорится? Почему это надо – в зуб ногой? Ладно, проехали.
К делу. Мы, значит, с Земфирой поженились пять лет назад. Сначала хорошо жили, а потом начали ссориться. Не знаю почему. Она властная вообще очень. Я думал, что для восточных женщин это не характерно, но, может, потому что московского разлива? А может, не поэтому.