«…Так исчезают заблуждения». Том II - стр. 28
Но чувствовал держатель лиры лукавой мир иначе, отражал и перевоплощал своими, несхожими с людскими, поэтическими мыслями, поскольку душа поэта, всмотревшись в мглы бущующего потока, вдруг прикосалась к тихим Откровениям свободы Истинной и обычный человек «чувствовал ее глоток»:
Умение и желание рифмовать и мыслить образами – была самая интересная и увлекательная игра в жизни Пушкина. Его поэтический дух. Он перед ним, как часовой, на посту перед культовым явлением. Умение видеть красоту, восхищаться ею, передать ее из мира своего в мир людей, писать и говорить личным продуктом – умом, это как раз присутствие личной готовности быть царем поэтических троп, переходить от явного сравнения, через эпитет к метафоре, сравнению скрытому, подсознательному.
Это все взятое и есть поэт Александр Сергеевич Пушкин, гипербореец, нашедший волшебный рог Оберона- свое внутреннее солнце, внутрений свет, сотворивший Свой Отличительный Масштабный Проект под названием «Солнце русской поэзии!»
Отсюда, масштаб собственного творческого накала, жаждущего самовыраженья. Внутреннее озарение, самовозгоранье, уподобляемое символическому «ангелу рафаэльскому».
Для Пушкина поэзия – род красоты нетленной, Зевсовой религии стыда и совести, мощных оберегов души человека от порчи, скверны, всех недугов и пороков общества. Поэтика, время и пространство вороша, вызывет и чувственные перенагрузки, рвя жилы и нервы, и спасает от боли души, скуки и депрессии, и ведет дорогой познания, и вытаскивает из водопада экзистенциональных дрязг, рефлексий, неверия – этих вечных капканов «бездонной бездны». От поэтического внутреннего взора Пушкина не ускользала никогда та «красота неземная», которую зрячие не видят, «неземная вера» в божественную проистекаемость вещей и их порядка.
От его блистательных поэтических строф сильно веяло запахом русской землей и они несли непередаваемый аромат русского слова. Каждый читатель неизменно, внимая звуку струн его, подпадал под влияние основательного пушкинского слова, «сладкого ослепления. Свободы сеятеля пустынной»:
Современник Пушкина (лишь на четыре года моложе его) Проспер Мериме) благововел перед фигурой русского поэта, признавая его корифеем мировой литературы, ставя в один ряд Пушкина и Байрона: