Таинственный Ктототам - стр. 16

Петя заинтересовался. Съесть четыре печенья показалось ему несложным.

– Что, серьезно, что ли? А у вас есть пятьсот рублей? – спросил он.

– Нет, – с грустью признался Федор. – Я не связываюсь с презренной бумагой. Я как Лев Толстой! Мои деньги носит жена. Причем где именно носит, я не знаю. В последний раз носила в Саратове… А у тебя-то сто рублей есть?

– Я возьму у папы!

– Тогда и я возьму у твоего папы! – воодушевился Федор.

– Нет, – отказался папа Гаврилов, слышавший этот разговор. – Что мне за радость спорить, когда я все равно сам себе проиграю?

– Но ты и сам у себя выиграешь! – возразил Петя, но папа так и не загорелся.

Потом, правда, оказалось, что и печенья «Юбилейное» у них нет, а есть только овсяное, а оно для спора не подходит.

– В общем, съесть его не запивая нереально! Поверьте профессионалу! Задохнешься, будешь кашлять, но не съешь! – сказал Федор. – Целое прошлое лето я так добывал деньги. Стоял на вокзале в Москве – и стоял бы до сих пор, если бы не поругался с полицейским. Он, коварный человек, каждый день бесплатно ел мое печенье! Прятал в рукаве бутылочку и запивал!.. Прямо как в столовую приходил! Неделю я терпел, но потом не выдержал.

Федор взял со стола последнюю раковину, осмотрел ее и, оставшись недоволен, метко выбросил в ведро.

– А еще я сажал всех желающих на шпагат в парке «Сокольники»! – похвастался он. – У меня даже картонка такая была, с надписью готическим шрифтом: «Посажу на шпагат за пять минут! Тысяча рублей!» В основном на это клевали девушки и спортивные юноши. Правда, последние почему-то опасались, что я буду их насильно растягивать и порву связки. Но я же не садист и не мошенник, хотя деньги брал всегда вперед. Получив тысячу, я действительно сажал их на шпагат! У меня был прекрасный новый шпагат, больше метра длиной. А чтобы никто не запачкал брюки, я стелил на лавочку газетку.

В приоткрытое окно донесся истеричный собачий лай и звук веток, скребущих по жести. Мама, сидевшая к окну ближе остальных, увидела знакомый синий автобус, который продирался сквозь кустарник со стороны соседней улицы. Динамики его по-прежнему хрипели, но так как автобус ехал медленно, кое-что уже можно было разобрать:

Кончики усов у Федора зашевелились как живые и разом встали торчком. Это было так необъяснимо, что Саша, накаливавший на газовой конфорке гвоздь, чтобы, потыкав им дырок в старой шине, сделать растильню для мух, уронил плоскогубцы себе на ногу.