Таёжная кладовая. Сибирские сказы - стр. 30
Ухватился болезненный за погребушечный край, да слабые руки ослушались – сорвались. Ухнулся Семён об глинистое дно, простонал и умолк.
– Так тебя! – крикнула в погреб Анчутка. – Посиди тут денёк-другой. Может, подохнешь быстрей.
Хлобыстнула она творилом и ушла во двор.
А Семён как упал на дно, так и не мог подняться. Кое-как дополз до стеночки, спиной привалился. Так и просидел в погребе до темноты. От холода, знать, опамятовал. Вспомнил, что было, и заплакал без стону и причёту. И впервой подумал Семён о смерти как об избавлении.
Чу! Песня!
То ли смерть идёт, то ли жизнь возвращается? То ли мерещится Семёну во бреду Дарьин голос?
Хотел Семён на помощь позвать, да силушки в нём осталось только прошептать имечко доброе:
– Дарья! Ах, Дарьюшка…
Откинулось творило, пахнуло в яму теплом и голосом:
– Ктой-то тут меня зовёт? Неужто Семён! Раненько ты, батюшка мой, под землю забрался. Да я тебя и под землёй нашла.
Опустила горбыня лесенку в погреб, зовёт:
– Вылазь сюда.
А Семён уж с ног на руки валится.
– Друг ты мой бесталанный! Погодь времечко… – Сбежала легонько Дарья по лесенке, подхватила Семёна, что дитя малое, под звёзды вынесла. – Ах, ты, Сенюшка, Сенюшка. Сколь лёгонек-то ты, сколь хрупенёк. Всё высосала кровопийка ненасытная, а меня ж ещё, подлая, Паучихой нарекла.
Посмотрела Дарья строго так в сторону избы, где Анчутка бока на перине грела, и пошла к лесу со своей ношею.
Ну ладно…
Отползла ночь от села, за оборком леса спряталась, и нет её.
Не успела Анчутка, спросонья зевнувши, рта перекрестить – вот она, ярмарка, в ворота стучится.
Не ждала злыдня такого поворота, залебезила перед своими: про товар, про дорогу, про цены спрашивает…
Паруня ж Семёна глядит:
– Где Семён?
– А пёс его знает, – отвечает Анчутка. – Ночью всё дверями хлопал, всё ходил – спать не давал. Может, где на сене дрыхнет?
А самой не стоится. И такие у неё прыткие глаза, прям не знает, на чём бы их остановить.
– Пошли завтракать, чего среди двора стоять, – зовёт. – А Семён никуда не денется.
Однако и в избе под нею лавка прыгает.
– Сидите, – суетится она, – с дороги и так притомились. Пойду Семёна покличу.
Не привыкли домашние к такой заботе, удивляются. Не усидела Паруня, вышла следом за Нюркою. А та прямиком к погребу шпарит. Паруня юбку – в горсть и за ней. Анчутка уж творило погребное откинула, шумит:
– Вылазь, Семён, куда забился? Вылазь, говорю! Не то в погребу погребу…
Яма ж ей пустой ответ бубнит.
Полезла она в погреб и уж не видит со страху, что следом Паруня опускается и Филька с Петром прискакали, смотрят сверху.