Табу на вожделение. Мечта профессора - стр. 50

Хватает за коротко стриженные волосы. И настойчиво пытается стянуть с него рубашку, пока он укладывает ее спиной на столешницу, задирает подол платья до груди, оголяет живот, чуть спуская колготки, и целует его.

От удовольствия, промчавшегося по телу, Попова зажмурилась.

«Боже, как? Как такое произошло? Как я позволила этому случиться? Я ведь ненавижу его! Нужно остановиться! Нужно! Иначе он меня…»

Прозрение точно обухом шарахнуло по голове. Со всей дури. Не щадя.

Страх мгновенно сковал нутро своими ледяными щупальцами.

Прострелил грудную клетку. Превратил в камень каждую мышцу.

Зато проклятое наваждение спало. И сознание прояснилось.

Уставившись на Каримова широко распахнутыми перепуганными глазами, Юля уперлась руками в его мощные плечи и попыталась оттолкнуть от себя.

— Нет! — прокаркала чужим голосом. — Нет!

Мужчина не отреагировал. Никак. Даже не сдвинулся с места.

Тогда девушка забрыкалась как сумасшедшая, вереща во всю глотку:

— Не прикасайтесь! Не смейте! Марат Евгеньевич… пожалуйста, отпустите! Что с вами такое? Какая муха вас укусила? Я не хочу! Марат, я не хочу!

Хвала небесам, ее тирада подействовала на заведующего кафедрой отрезвляюще. Недоуменно хмурясь и тяжело дыша, он отстранился.

— Да ну на хрен! — обронил глухо, будто не веря своим глазам. — Серьезно?

А после неуверенной шаткой походкой побрел куда-то. Спустя секунду Каримов настежь распахнул окно своего кабинета и вцепился в подоконник с таким лютым бешенством, что бедный пластик жалобно заскрипел под его руками. Не оборачиваясь, он отчеканил тоном холоднее арктических льдов:

— Уходи!

— С радос…

— БЕГОМ!

Сбросив с себя оцепенение, Юля проворно соскользнула со стола. С невероятной скоростью поправила одежду и как ошпаренная выскочила в коридор, напоследок громко хлобыстнув дверью вместо прощания.

***

«Трясет! Господи, как же меня трясет!»

Оказавшись в пустынном коридоре, Юля прислонилась спиной к ближайшей стене и обессиленно сползла по ней вниз, опустившись на корточки.

Ноги ее уже не держали. В горле стоял болезненный ком. В глазах щипало.

Глухо застонав, она спрятала лицо в ладонях. Щеки полыхали огнем.

От рева собственного пульса закладывало уши. В душе царил бардак. Полнейший хаос. И чтобы успокоиться, взять себя в руки, ей потребовалось несколько мучительно долгих минут. Наконец Попова поднялась, расправила плечи, вздохнула полной грудью и медленно зашагала в сторону лестницы.

Но мысли о случившемся ранили как ножи. Не давали ей покоя.

Перед глазами картинками проносились недавние события с ее участием.

«Почему я отвечала ему? Почему совершенно не контролировала себя? Я ведь не такая! Илья всегда говорил, что во мне страсти – ноль! Что я холодная как ледышка! Что даже во время самых невинных ласк я не могу расслабиться! А с Серпом вдруг… будто