Та еще семейка - стр. 38
– Жену твою не… травмируют? – Женщина, вздохнув, подала Слепакову чистый платок вытереть губы.
– У меня нет автомата Калашникова, – хрипло сказал Слепаков, – к сожалению.
Они выехали в бронированные ворота. У выезда из дачного поселка томился тот же большой широкий мужик в старой дубленке и в шапке с ушами.
– Ну, как? Поплясали у Любки-то? – скучным замерзшим голосом поинтересовался мужик. – Другие что-то не торопятся. Вы быстро.
– Да пошли они, мрази, клопоедки, паскудницы… – ожесточенно посвистывая из-за выбитого зуба, высказался Всеволод Васильевич. – Гадюшник поганый…
– Это верно, – оживился мужик, стороживший поселок. – Сволочи! Кошелки бессовестные!
После чего Слепаков и широкий мужик проявили разнообразие в матерном лексиконе.
– Ну, хватит, – сердито сказала женщина за рулем.
Вскоре «Жигули» катили по Каширскому шоссе, набирая скорость.
– Что ты задумал, Сева? – с тревогой спросила женщина.
– То, что задумал, уже не отменишь, надо заканчивать, – твердо сказал Слепаков, сделал страшное лицо и посвистел прорехой в зубах. – Ты понимаешь, Нина, тут банда. Я все понял. Для чего старуха настроила против меня Хлупина? А вот…
– Кто этот Хлупин?
– Сосед с нижнего этажа. Живет… точнее, жил прямо под нами. Я его сегодня убил в полпервого ночи.
– Боже, что ты говоришь, Сева!
– Я правду тебе говорю. Хлупин договорился с бандитом. Хотел отнять пенсию.
– Чью пенсию отнять? Ничего не понимаю.
– Мою пенсию. Хлупин ждал другого результата. Бандит должен был отнимать, а я бы стал сопротивляться… Рассчитывалось, что он меня искалечит или отправит на тот свет. Однако Хлупин и его наемник… обанкротились. – Слепаков выбрал слово поторжественней для общего впечатления, производимого на давнюю, видимо, знакомую, которую он называл Ниной. – В результате я убил бандита, а не он меня. И пенсия осталась цела, – добавил Слепаков, думая, что согласился бы потерять хоть десять пенсий, лишь бы это происшествие осталось в проекте Хлупина и не осуществилось. А Зина? Значит, тогда события разворачивались бы в прежнем порядке? Его жена раза два в месяц (дни консультирования) спускалась бы на одиннадцатый этаж, и ее позорная связь с Хлупиным продолжалась? А эта пакостная «Золотая лилия»? И сюда Зина ездила бы время от времени, пополам с аргентинским салоном? И это длилось бы… сколько? А он ходил бы по-прежнему гулять по Строгинской пойме и читал оппозиционную газету? Нет, не бывать такому. И он вспомнил один из давних лозунгов, на которых когда-то его воспитывали: «Лучше умереть стоя, чем ползти…», нет, «…чем жить на коленях». Это во времена испанской революции, что ли… Че Гевара? Нет, тогда, кажется, была Долорес… Ладно. Двоих мерзавцев он отключил навсегда. Оставалась старуха. А ему уже терять нечего. Однако были ведь еще Илляшевская, золотистая Люба, развратные твари в бриллиантах…