Та, что будет моей - стр. 35
Скажем так: он болел. Болел, не видя ее. Всеми нейронами своего, без преувеличения – острого ума, пытался избавиться от навязчивых мыслей. И это получилось, конечно. Не сразу, но ему удалось отпустить то, что было. Удалось найти компромисс с собственным эго. Но где-то там, в глубине его циничной души, для нее было отведено особое место, куда он никого не пускал.
С ней у него все было "особое", начиная с момента знакомства и момента, когда он ее увидел. Не просто как человека, не соседку Веснушку, а женщину.
У них не было свиданий, не было вот этого мужского "вау" при взглядах на нее. Какие "вау" если она буквально росла на его глазах и вообще была не в его притязательном вкусе. Но он хорошо помнил, как в какой-то момент все изменилось. Как неожиданно она внедрилась в его мысли, и он словно сошел с ума. Действительно ощущал себя чокнутым, потому что не мог думать ни о ком другом.
Цели затащить ее в свою постель у него не было, наоборот, он категорически исключал этот факт. Но не потому что она его не привлекала, скорее наоборот. Он действительно словно помешался и в один момент пересек черту… и сразу понял, что ему мало. Что хочет еще. Он даже готов был забрать ее с собой в Америку, а потом ее, влюбленную в него по уши вчерашнюю школьницу, словно подменили…
– Ты здесь? – обернулась она и, кажется, смутилась. – Я не слышала, как ты подошел. Как там Валюша?
– Она играет в какую-то жуткую куклу с большой головой.
– Надеюсь, ты ничего ей не сказал? – в голосе проскользнула тревога.
– Например?
– Ты сам все понимаешь.
Он протиснулся на кухню и опустился напротив нее на диван кухонного уголка. Сцепил пальцы в замок, наблюдая, как подрагивает в ее руках нож.
– Нет, я ничего ей не сказал.
Она сжала губы и скупо кивнула, склонившись над доской так, чтобы он не видел ее лица. Она волновалась, он видел это и понимал абсолютно четко. Да и сам он не чувствовал себя совершенно уверенным, что было ему несвойственно.
Слушая размеренный стук ножа, он осмотрел кухню: маленькая, тесная, с дешевым кухонным гарнитуром из шпона и сдержанной расцветки занавесками на окне. Но что больше всего его поразило, это абсолютная чистота. Ни крошки, ни пятнышка, ни оставленной где-то на подоконнике кружки с забытым пакетиком чая. Именно такой он ее и помнил: аккуратная, чистая, не страдающая вещизмом. Только раньше она точно была более открытой.
– Почему ты переехала именно сюда?
Она подняла на него взгляд и, столкнувшись с айсбергом его внимательных глаз, снова опустила.
– Потому что этот дом в шаговой доступности от детского сада и моей работы.