Сюзанна и Александр - стр. 56

      Рука у меня сжалась в кулак. Ах, какое глупое положение – быть оболганной, обвинённой в том, чего не было и о чём даже не помышлялось!

Лерабль – уже спокойно, без злости и враждебности – проговорил:

–– Вот теперь, пожалуй, дело становится ясным, гражданка. Налицо преступление – жестокое и продуманное.

–– Чего вы хотите? – не выдержала я. – Уж не думаете ли вы и меня убедить во всех ваших измышлениях?

–– То, что вы называете измышлениями, на языке правосудия называется правдой, – напыщенно ответил следователь.

– О, мне знакомо ваше правосудие! – вскричала я в ярости. – Ваше синее правосудие достойно уважения не больше, чем вы и ваша продажная шкура!

      Он побагровел.

–– Вы – убийца, гражданка. Да будет вам известно, я имею в кармане ордер на ваш арест… и я не потерплю, чтобы преступницы, подобные вам, бросали мне в лицо оскорбления!

      Мне всегда была присуща какая-то дикая, звериная смелость. Я предчувствовала, что он заговорит об аресте. Так оно и случилось. И я ещё раньше успела подумать о том, что ехать в тюрьму – это всё равно, что подписать себе приговор. В тюрьме я окажусь в руках чиновников, купленных Клавьером. Я не смогу защититься. Для защиты мне нужна свобода.

–– Вы пришли арестовать меня? – спросила я сухо.

–– Да. И, чтобы вы знали, меня сопровождают жандармы.

      «Хорошо, что он сказал мне об этом», – подумала я.

–– Могу ли я выпить порошок? – спросила я вслух.

–– Вы больны?

–– Да. Больна. Я уже говорила вам.

      Голос у меня был колючий, сухой, прерывистый.

–– Можете пить, – бросил Лерабль небрежно, снова усаживаясь и снова предварительно откинув полы сюртука.

      Твёрдым шагом я отошла от следователя и распахнула дверцу резного шкафчика. Пальцы мои мгновенно оплели горлышко тяжёлой бутылки, из которой я совсем недавно пила коньяк. Помедлив немного, я через плечо быстро поглядела на Лерабля. Он сидел на подвижно и, казалось, что-то писал. Я усмехнулась. Канцелярист, идиот, продажный полицейский… Прежде чем браться за такие дела, научился бы получше разбираться в людях. Он полагал, очевидно, что имеет дело с пугливой дамой, страдающей мигренью, и исходил из соображения, что все аристократки – изнеженные, слабые, кроткие создания. Но он не знал, что я прошла через революцию. Я умела защищаться и не от таких болванов, как он.

      Ступая неслышно, как кошка, я стремительно приблизилась к нему, сжимая в руке бутылку, и нанесла сильнейший удар прямо по его склонённой макушке.

      Бутылка разбилась, осколки посыпались на стол. На миг я замерла: до того громким показался мне звон. Вдруг прибегут жандармы?