Сытин. Издательская империя - стр. 51

И не надо думать, что крестьянин думал только о пашне и о водке. Вовсе нет. Крестьяне понимали свою важность в системе государственного устройства, они прекрасно знали, что являются фундаментом и все в империи держится именно на них. И им тоже хотелось жить хорошо, культурно. Поэтому красивые картинки на стенах избы были тогда, в конце XIX века не просто прихотью или данью моде, но практически обязательной деталью интерьера. Но и крестьяне тоже делились по уровню культуры, и в каждой деревне обязательно было несколько интеллектуалов (в самом хорошем смысле слова), Которые с удовольствием повесили бы на стену не лубок с Ерусланом или Бовой, но хорошо отпечатанную гравюру известного художника. Ту же «Мону Лизу» («Джоконду») хранцуза Лиона Давинчи или церковную картину «Поклонение волхвов» немца Ребранта. Сытин это понимал и, получив благословение академика от художников, сразу приступил к печати известных картин. И нюх не подвел ни издателя, ни академика: картины пошли и пошли очень хорошо.

Следующий хороший совет издателю дала известная тогда в России общественная деятельница, переводчица и детская писательница Анна Погожева[46]. У Анны Васильевны и Ивана Дмитриевича была одна общая цель, обусловленная разными интересами. И та, и другой были крайне заинтересованы в как можно большем распространении грамоты и вообще – образования. Но, если для Погожевой этот интерес был чисто эстетического свойства, и она не преследовала в нем никаких корыстных целей, то для сытинского бизнеса это было крайне важно. Чем больше грамотного народа – тем больше народ будет покупать книг, а чем больше будет народ покупать книг, тем больше будет доход сытинской типографии. И то, что уже став богатым человеком и одним из главных российских издателей, Иван Дмитриевич на свой кошт организовал множество деревенских школ нельзя расценивать как простую благотворительность. Школы строили тогда многие купцы, но они обычно возводили их в городах, делали большими монументальными, многие из них потом были преобразованы в училища и институты. И это понятно, – ведь чем больше построенная школа и чем больше город, в котором она построена, тем больше заметно деяние, тем больше за него благодарность. Ведь за постройку школы можно было получить не только благодарность от местных властей, но и орден, а то и дворянство, как личное, так и потомственное переходящее по наследству. Сытин же организовывал школы маленькие, в деревне, в какой-нибудь свободной избе, где обязанности учителя часто выполнял даже не педагог, а местный писарь или староста. Правда учебными пособиями и учебниками, производства сытинских типографий, его учебные заведения комплектовались в самом лучшем виде. Конечно, с императорских высот такие школы заметны не были и получить за них даже крошечную медальку было весьма проблематично. Зато в них, для Сытина, был огромный практический смысл. И хотя потом, в воспоминаниях он уверял, что никакой корысти не преследовал, тем не менее, в разговоре с тем же Ясинским он признавался: «Моя неграмотность заставила меня между тем за ум взяться, и я за свой счет стал заводить в деревнях школы просвещения. Я чуть не тысячу книгоношей воспитал так и разослал по всем концам и, знаете, не ошибся, потому что, чем больше затрачено было на просвещение, тем больше мне было дохода, так что я могу в настоящее время ворочать уже и солидными предприятиями; может быть, газету осную, так что буду богат, потому что объявлениями можно запрудить всю Россию; того же Дорошевича возьму за жабры, так что и на вас (Ясинский дружил с Власом, – В. Ч.), между прочим, надежда».