Сытин. Издательская империя - стр. 31
И тут у Ивана Дмитриевича был очевидный козырь. Дело в том, что все ильинские печатники имели в своем распоряжении довольно старые машины и менять их пока не собирались. У них просто не было в этом сиюминутной нужды. Новые литографические станки стоили довольно дорого, а основным их достоинством было то, что они уже сами умели печатать цветные картинки, работая вместе с черной еще тремя красками. Для каждой краски изготавливался свой специальный камень, на который рисовальщики с помощью особого литографического карандаша или литографического пера с тушью наносили контуры полутоновых картин. Поверхность камня проходила специальную обработку, не дававшую туши растекаться. Все эти цветные камни подгонялись друг под друга самым тщательнейшим образом, бумага прокатывалась по каждому из них и, в результате, на выходе получалась цветная картинка, качество которой значительно превосходило качество того, что выходило из-под кистей никольских раскрасщиц. С такой машиной их труд был совсем не нужен, а значит и затраты на производство лубка можно было свести до минимума, но новая машина стоила в разы дороже старой, традиционной черно-белой, и такая разница в цене окупалась довольно долго. Стояли такие машины лишь у крупных печатников, таких, как Суворин[14], Маркс[15] или Гоппе[16], но эти деятели печати, на счастье Сытина, лубками не занимались. Следовательно, конкуренции с их стороны можно было не опасаться.
Именно поэтому начинающий издатель выписал для своей первой еще даже не типографии, а именно литографии, рассчитанной на печать картинок, далеко не дешевую, зато самую передовую французскую литографическую машину компании Алозье. Эта компания была тогда не просто лидером в области литографических машин, это был именно пионер этого способа печати. Ее основатель, немец Иоганн Алоиз Зенефельдер был сыном популярного в Мюнхене[17] театрального актера и даже сам несколько лет своей жизни отдал сцене. Но актерское ремесло тогда, в конце XVIII века вовсе не было так популярно, как сейчас. Скорее наоборот. Вскоре Алоиз понял, что отдаваемое им театру время ничего особенного взамен не дает. Поэтому, поднакопив денег, он перешел в более перспективную и популярную тогда сферу и открыл в Богемии[18] собственную типографию. Пытаясь улучшить производственный процесс, он в 1796 году изобрел новый способ печати, который и назвал «литографией» – от греческих слов «литос» – «камень» и «графо» – «рисую». Буквально – рисовать камнем. Чувствуя перспективность своего детища он, стараясь не привлекать к себе особенного внимания, запатентовал новую технологию в главных европейских городах и лишь после этого попытался наладить широкомасштабный выпуск литографий. Однако, к его большому удивлению, фурора его литография на печатном рынке не произвела, массовых заказов он не получил, а печатники не выстроились в очередь с просьбами продать им литографическую машину. Помыкавшись несколько лет, но так и не получив ожидаемых баснословных прибылей он сначала приспособил свое изобретение для печати нот, а затем и вовсе перешел на машинную раскраску ситцевых тканей. На его счастье, новый способ печати показался интересным членам мюнхенской королевской комиссии составления карт. В 1809 году он был приглашен к мюнхенскому двору, где ему поручили организовать литографическую мастерскую. Поддержанное королевским именем и солидными инвестициями дело пошло значительно удачнее и уже вскоре Алоиз получил титул королевского инспектора литографии и пожизненное жалование. В 1826 году он значительно улучшил свое детище, разработав процесс мозаического литографирования, а еще спустя семь лет догадался, как переносить с камня на полотно картины, нарисованные масляными красками.