Сыщик и вор – братья навек - стр. 33

На все вопросы он отвечал короткими «да» и «нет». Статья, по которой он мотал срок, причисляла его к категории тяжеловесов. Умышленное убийство – это серьезно. К нему относились уважительно.

А утром он отказался идти на работы. На вопрос «почему?» он отвечал молчанием. Никто не смог вытащить из него и слова. Тогда его отправили прямым ходом к начальству. Там долго с ним не разговаривали.

– Ты что, вора из себя корчишь?

В ответ тишина.

– К «отрицаловке» примкнуть хочешь?

Молчание.

– В штрафной изолятор его, в камеру восемь.

В ШИЗО так в ШИЗО. Лишь бы только не работать...

В камере восемь парились «петухи». Об этом ему с насмешкой бросил «попкарь», спровадивший его до «хаты».

– Только не вздумай сказать им, что ты вор, – предупредил он.

Мог бы и не предупреждать. «Дырявые», они же «неприкасаемые». Эти люто ненавидят воров, благодаря которым на зонах их унижают, издеваются. Только скажи им, что ты причисляешь себя к «черной масти», тут же опустят тебя. И все, выше «петуха» уже никогда не прыгнешь. Каждый будет только рад плюнуть тебе в лицо, садануть по почкам сапогом.

А еще, рассказывал ему как-то Голландец, к «обиженным» нельзя прикасаться, есть с ними из одной тарелки. У них даже своя посуда, пробитая гвоздем, чтобы порядочный человек ненароком не опоганился. И «очко» в сортире свое. Только справь туда нужду, самого тут же опустят.

Так как же ему тогда быть? Ведь в камере только одно «очко» и туда справляют нужду «петухи». Похоже, влип он круто...

– Они этого не узнают, – резко разворачиваясь к надзирателю, сказал он. – Я просто в эту хату не пойду!

– Что?! – от изумления тот даже разинул рот.

– Не пойду, и все тут!

Женя гордо вскинул голову, и тут же мощный удар в живот опрокинул его на пол. «Попкарь» начал бить его ногами. Он не сопротивлялся. Пусть бьет, пусть до полусмерти изобьет. Тогда его не в камеру к «дырявым» отправят, а в лазарет, к «лепиле».

Скоро к «попкарю» присоединился еще один коллега. Ногами они работали от души. Еле живого Женю куда-то поволокли. Куда именно, он понял, когда очутился в крохотном помещении с бетонным полом. Ни сесть, ни встать.

В карцере он пробыл два дня. Они показались ему вечностью. Избитое тело нещадно болело, его колотила дрожь, ноги подкашивались, он то и дело впадал в забытье. Хотелось умереть, лишь бы только вырваться из этого ада. Он не помнил, как его вытаскивали оттуда, как тянули за ноги по цементному полу. В голове все перемешалось. Как из тумана перед его мысленным взором выныривали мама и отец. «...Нельзя, сынок, воровать...» Издалека улыбалась Лена. «...Я хочу тебя... Иди ко мне, здесь так хорошо...» Выплывали влюбленные глаза Вали. «... Я буду тебя ждать...» Он не знал, где он находится, что с ним делают, куда тащат. Но все стало на свои места, едва он оказался у знакомой железной двери. Его собирались бросить в камеру к «петухам». Круг замкнулся.