Сыновья Беки. Роман - стр. 67
Кайпа нахмурилась, но ответила:
– Нет, не видала. Знаю только, что Хажар стало совсем плохо. С постели не поднялась сегодня.
– Хоть бы один сискал с тобой прислали! Я от голода еле ноги передвигаю…
– Мы поделимся с тобой.
Кайпа отломила половину сискала и подала Гойберду. У него не хватило сил отказаться.
– Да воздаст тебе всевышний.
Хасан сбегал в шалаш и принес кувшин с водой. Гойберд с жадностью съел сискал, запил его и, еще раз поблагодарив Кайпу, спросил:
– Что собираешься делать с землей?
– Хочу найти, кто бы согласился за половину урожая вспахать. Больше делать нечего.
– Это уж верно. Одна ты ничего не сделаешь. Я и то вот думаю: может, половину кому сдать. Этот кол, будь он неладен, всего меня вымотал…
Кайпа обошла всех, кто только был в поле. Пахать вполовину охотников не нашлось, каждый отговаривался по-своему. Каких только причин не выставляли… Были, правда, два-три покупателя на весь участок, целиком брали. Но больше пятнадцати рублей никто не давал.
– Мочко за двадцать пять сдаст десятину, – говорили ей. – а его земля не чета вашей!
– Пропади все пропадом! – сетовала Кайпа. – Когда мы брали у Мочко, тридцать платили.
Однако разговоры разговорами, а словами горю не поможешь, не пропадать же земле! Это понимали и покупатели. А они были из тех, кто, как воронье, поджидает, кого беда прибьет к ним. Тут-то за дешевку и наживаются на тех, у кого один выход: или отдать землю за бесценок, или выкопать в ней могилу да самому туда заживо лечь!
Кайпа сдала свой участок, сдал полдесятины и Гойберд.
Мать и сын возвращались домой. Кайпа шла быстро, то и дело оглядываясь и поторапливая отставшего Хасана. А мальчик не спешил. «Не все ли равно, где сейчас быть, дома или в степи?!» – думал Хасан. После того что, произошло накануне, он был неузнаваем. Идет насупленный, молчаливый. На вопросы матери отвечает нехотя. А голову свесил так, будто она отяжелела втрое.
– Султан уж, наверно, из сил выбился от крика, – сказала Кайпа, когда Хасан нагнал ее.
– С ним же Хусен!
Малыш и правда обревелся, Хусен давно уж скормил ему оставленную матерью жидкую молочную кашицу. Но это ненадолго угомонило Султана. Поспал часок, а теперь вот орет во всю мочь. Хусен и сам готов разреветься от досады.
– Что тебе нужно? – кричит он.
А иногда раскачает сильно люльку и выбежит на минуту другую на улицу посмотреть, не идут ли мать и Хасан. Но их все нет и нет. Хусен и злится на маленького братишку, и жалеет его: ведь он такой слабенький! Ножки и ручки тоненькие, как конопляные нити. И шейка тоже!.. Удивительно даже, как голова у него не отрывается. А ребра торчат, точно у их околевшего мерина. Но мерин-то был старый, потому и худющий, а Султан ведь маленький!.. Мать говорит, он такой худой оттого, что болеет. Султан же все время как родился, так и болеет. И никто не знает, чем он болен. Придумывают, правда, всякое. Одни женщины лечат его заговорами: мол, сглазили, другие что-то дают ему пить. Даже Шаши не раз приходила и давила бедняжке горло своими длинными костлявыми пальцами. Ничего не помогает. Хусен слышал, как взрослые говорили, что в Назрани и во Владикавказе есть доктора, которые умеют распознать болезнь и вылечить человека. И в Моздоке они есть. И Султана вылечили бы. Да только мать не может везти его к докторам, потому что нет у них денег. А теперь все и того сложнее: лошади тоже нет. Хоть и были бы деньги, ехать не на чем. И почему в Сагопши нет ни одного доктора?!