Сын счастья - стр. 29
– Почему не ты мой отец? – спросил Вениамин, внимательно глядя на Андерса.
– Об этом ты лучше спроси у Дины.
Андерс перерезал шнур маленьким ножичком, который был прикреплен к кольцу, надетому на палец. Ножичек клюнул шнур, словно острый клюв.
– Женщины сами решают, кто будет отцом их ребенка?
– Не всегда. Но Дина, конечно, решала сама.
– Иаков был очень хороший отец?
– Как сказать… Не знаю, выбрала ли она его только затем, чтобы он был отцом ее ребенка. Дина была слишком молоденькая, когда приехала сюда.
– Зачем же тогда она его выбрала?
Андерс вспотел. И шнур, которым он чинил сеть, кончился.
– Иаков был очень достойный человек. И ему принадлежал Рейнснес. Думаю, что и ленсман хотел, чтобы Иаков стал его зятем. Но точно не знаю. Спроси лучше у Дины…
Вениамин пропустил последние слова мимо ушей как пустую болтовню и спросил:
– А Дина сама хотела выйти за Иакова?
– Думаю, да…
– Зачем ей муж, который умер?
– Никто не знал, сколько проживет Иаков. И вообще, может, это ленсман решал, за кого выйдет Дина.
Они помолчали.
– Вот этому я никогда не поверю! – твердо сказал Вениамин.
Андерс невольно улыбнулся:
– Это было так давно.
Вениамин замолчал. Он сидел, перебирая сеть и не замечая, что нашел в ней большую дыру.
– Жаль, что не ты мой отец, – сказал он после долгого раздумья.
– Почему?
– Так мне хотелось бы… Мы бы вместе ходили на Лофотены.
Вениамин в упор смотрел на Андерса.
У Андерса почему-то никак не получалось раскурить трубку.
– Как думаешь, я был бы тогда другим? – спросил Вениамин.
Андерс вынул изо рта трубку, долго откашливался и смотрел на Вениамина. Потом медленно покачал головой:
– Нет. Думаю, ты был бы точно такой, как сейчас. Несмотря ни на что.
– Значит, ты все-таки можешь быть моим отцом? Андерс помолчал, потом протянул Вениамину руку:
– Конечно! Если ты считаешь, что тебе нужен именно такой отец, как я. Но пусть лучше это останется между нами, ведь в церковных книгах это не записано.
Они обменялись рукопожатием и серьезно кивнули друг другу.
Глава 4
На Рейнснес опустился невидимый гнет. Старые бревна приняли его на себя. Спрятали в своих трещинах. Между вечным дыханием покойников. Между клочками мха и старым тряпьем, что лежало там раньше.
Дом наполнялся людьми и голосами, которые утоляли скорбь. Дина не ходила ночами по зале и не пила в беседке вино, как пророчила Олине. По утрам в доме не находили брошенных ею недокуренных сигар и пустых бутылок. Все было белое и чистое, как выпавший на поля снег.
Иногда Вениамин просыпался от плача русского. А иногда и от своего собственного. Тогда он шел в залу к Дине. Они играли в шахматы, чтобы прогнать страх темноты и то, чего никто не мог исправить.