Сын Красного корсара - стр. 53
– Нисколько не завидую жизни этого бедного паренька, – проговорил гасконец, указывая на новобранца. – А ведь и он, возможно, когда-то принадлежал к добропорядочному семейству.
– Сколько времени длится обучение? – спросил граф.
– Обычно три года, – сказал Мендоса. – Потом новобранцы переходят в буканьеры. Но три года продолжаются страдания, с парнями обращаются как с рабами, их не минуют ни побои, ни мучения всякого рода. В повседневной жизни буканьеров вечно сопровождает кровь, поэтому они быстро черствеют: убить что быка, что человека – для них одно и то же. В них есть только одно ценное качество: они честны и гостеприимны.
– А разве новобранец, когда он перейдет в буканьеры, не станет лучше обращаться со своим помощником?
– Дело так обстоит, капитан, – ответил Мендоса, – что они очень хотят выместить на новичке все побои, полученные ими в годы рабства, и все вынесенные мучения.
Пока они так беседовали, Буттафуоко и его слуга в четыре руки готовили обед, правда, очень обильный, но и очень простой, потому что состоял только из куска холодной свинины, плохо прожаренного бычьего языка и пальмовых завязей, которые – плохо ли, хорошо ли – заменяли отсутствующий хлеб. Бедным охотникам очень редко удавалось получить немного зерна, и этот день становился для них праздником. Жаркое вскоре было готово; помощник подал его на листе банана вместе с парой огромных костей, загодя перерубленных, чтобы удобнее было высасывать сырой и еще теплый мозг.
– Сожалею, сеньор граф, что не могу предложить больше, – сказал Буттафуоко, старавшийся быть любезным. – Владей я своим старым замком в Нормандии, не так бы принял племянника великого Черного корсара… Ба! – добавил он, сморщив лоб, и глубокое чувство вырисовалось на его загорелом лице, – не стоит пробуждать столь далеких воспоминаний. Прошлое для меня умерло, после того как я пересек экватор… Ешьте, господа!
Он разрезал огромным ножом язык и свинину, рассек на несколько кусков пальмовые завязи – и все это с какой-то злобой, выдававшей глубокую взволнованность, потом жестом показал гостям, что можно начинать трапезу.
Ели молча. Граф время от времени поглядывал на буканьера, а тот, видимо, боялся, что гость разгадает его волнение, торопился опустить взгляд или отворачивался, притворяясь, что надо отдать какие-то распоряжения помощнику.
Когда обед закончился, Буттафуоко предложил гостям толстенные сигары, свернутые им самим из табака, видимо, украденного с испанских плантаций; потом он обратился к Корталю, трапезничавшему на свежем воздухе, возле очага: