Сын - стр. 55
Все убеждены, что Генри Форд возвестил начало автомобильной эры. Ложь. Телега впереди лошади. Век автомобиля начался в Спиндлтоп[37], а Говард Хьюз и его буровая установка – вот кто истинный творец новой эпохи. Современный мир родился из скважины Лукас[38], когда люди внезапно осознали, сколько нефти хранится в недрах планеты. Прежде бензин был всего лишь дешевым растворителем, пригодным для промывки шестеренок и велосипедных цепей, а нефть, сделавшая Джона Рокфеллера миллионером, была сожжена в лампах, заменяя тюлений жир. Именно Спиндлтоп и Хьюз открыли путь автомобилям, грузовикам и самолетам, которые зависели от дешевого топлива так же, как Церковь зависит от Бога.
Она все сделала правильно. Создала империю из ничего. Человеческая жизнь стала вдвое длиннее, но без нефти вы не доберетесь до больницы, лекарства, которые вас исцеляют, не произвести без нефти, ваша еда не доедет до магазина, а трактор так и останется в фермерском сарае. Она находила под землей нечто бесполезное, но, оказавшись на поверхности, это нечто обретало ценность. Это и есть творчество. Вся ее жизнь – акт творения.
Она не была одинока в создании нового мира. Предприниматели построили эту страну, а нефтепромышленники заставили крутиться ее шестеренки. Теперь у руля остались одни нефтепромышленники. Предприниматели или те, кто сейчас так себя называет, живут разрушением, они останавливают свои заводы и переносят производство за границу. Она и не ждала всеобщей любви, но есть ублюдки и ублюдки; эти уроды разрушали страну камешек за камешком. Если она и ненавидела что-либо больше, чем профсоюзы, то именно их, людей, которые не умели работать.
Воспоминания хлынули потоком. Они с отцом бывали в домах его мексиканских работников. Женщины словно из прошлого века: беременная тащит ведра с водой из дальнего колодца, помешивает белье, вываривающееся в огромном котле над очагом. В самое жуткое летнее пекло они готовили консервы из овощей и фруктов – а в хакале[39] было еще жарче, чем на улице. Мужчины, сидя в тени, скручивали веревки из конского волоса. Почему они не купят веревки в магазине? – спросила она отца, но тот промолчал.
Когда идешь по пастбищу задолго до рассвета, приходится все время припадать к земле, чтобы разглядеть лошадей на фоне темного неба. Руки, бросающие лассо, седлающие пони. Фырканье лошадей, щелчки застегивающихся подпруг, голоса, по-испански успокаивающие животных. Одни лошади смирялись сразу же, другие становились на дыбы, брыкались, не желая проводить день на солнцепеке, в скачке по колючим зарослям. У многих от холки до копыт почти не осталось шерсти, сплошные рубцы – все ободрано в чапарале.