Связанный гнев - стр. 44

Анна вышла в свою горенку. Зажгла на комоде свечу, не торопясь, начала расчесывать волосы.

Простова затеплила лампадку, разделась и погасила свет. Анна, заплетая волосы в косы, спросила:

– Постель не твердая, Луша?

– Спасибо. Лучше чем домашняя…

Когда Анна Кустова беседовала с гостьей в просторной кухне, заставленной ящиками со всякими бакалейными товарами для приисковых лавок, на столе, покрытом холщевой скатеркой, горел ночник.

На печи, похрапывая, спала кухарка. У стола на лавке, возле окна с промерзшими стеклами сидела, накинув на плечи овчинный полушубок, старуха Семеновна и вязала чулок. Ее морщинистое лицо желтое, как воск, глаза скрыты под нависшими седыми бровями.

С полатей свешивалась курчавая голова мальчика Васютки. Он приемыш Анны. Десять лет назад его подкинули к воротам заимки.

– Бабушка, пошто женщина к нам приехала?

– Не знаю, родненький. Прямо сказать, не знаю.

– Знаешь. Сказать не хочешь.

– Может, и впрямь не хочу. Все будешь знать – ране времени состаришься.

– Скажи!

– Отвяжись, худая жизнь. Петлю из-за тебя со спицы спустила. Экий, право, ты прилипчатый. Инда ночью от тебя покою нет.

– Петлю спустила не из-за меня. У тебя зимой куриная слепота. Чего спать не ложишься? Погляди, какую тебе постель изладил. Царская по мягкости.

– Спасибо! Знаю, что заботливый. Видать, забыл, что в непогоду бессонница у меня? Старость, она не в радость. Прикинь, сколь годков прожила. Сразу, милок, не сбившись, и не сочтешь.

– Старым хорошо быть.

– Это как же так?

– Старики все знают. Вот тебя взять. Будь ты молодухой, я бы не услыхал сказов про всякое. Обязательно, как только одолею письменность, все твои сказы запишу.

– У тебя, паренек, для такого пустого занятия времени не найдется.

– Куда денется?

– Работать скоро зачнешь. Приманит золото, так живо про сказы забудешь. Пустое мои сказы. Я ладом и сказывать не умею. Вот тятенька мой – тот на сказы был мастак, потому сам в рудниках возле Азов-горы робил. Начнет про Медной горы хозяйку вязать слова, так у меня мороз по спине гулять зачинает.

– Завидки берут, как подумаю, что ты в старое время со старыми людьми жила.

– Будет, Васютка, про это. Не вспоминай о той поре на ночь глядя. Еще приснится тебе что страшное, и начнешь опять со сна на весь дом орать.

Перестав на минуту вязать старуха, задумавшись, перекрестилась.

– Крестишься? Поди, про страшное вспомнила?

– Вспомнила, Васютка, вспомнила. Не приведи Господь, какое было время. Кулак да плеть людской жизнью правили. Господский приказчик мог любого из нас без отпевания в гроб уложить, без креста на могиле. Минуло то время, не будь добром помянутое.