Связанный гнев - стр. 37
– К тебе-то они как попали? – спросил Макаров.
– Так полицейское начальство порешило, когда одного хворь прихватила. Поглядел на них, и жалко мне их стало. Захотелось с ними словом переброситься, когда стражников поблизости не было. Заговорил, а потом каялся. Один из них шибко злой на язык уродился. Кадетом его прозвали. Из себя выходил в разном бахвальстве о своей учености. Меня за добрую хлеб-соль с заботой в кровопийцы зачислил. Узнав, что я крестьянской кости, с издевкой насмехался над моей темнотой. Жалел себя, что из-за таких, как я, он губит свою жизнь за желание создать в государстве счастливую жизнь для простого народу. Я, конечно, показывал ему свои мозоли, дак куда тебе: иначе, как живоглотом, меня не величал. Вот ведь какие иногда у меня гостеньки бывают. Неделю они у меня жили, и каждый день злили поучениями. Лампадку с радости затеплил, как съехали. Неужели все политические с такой злобой в душе?
– Сам сказал, что хворые.
– Языкатой-то не хворый, но не приведи бог, какой табашник. Без устали смолил папироски.
Савелий, замолчав, снова начал внимательно со всех сторон осматривать чинимый хомут. Бородкин, остановившись около него, спросил:
– Сами на уральской земле родились?
– Нет. Завезенный на нее. Обретаюсь здеся пятьдесят восемь годков. Попал на Камень с родителем не по своей воле.
– Откуда родом?
– Костромич. Волжской водицей умытый и напоенный. Пареньком был тогда по пятнадцатому году. Барин, не будь ноне добром помянут покойник, в Катеринбурге перепродал меня из крепости в крепость доверенному графа Строганова. У того в ту пору нужда была в рабочих руках. Не поверишь, поди. При покупке меня с родителем, приказчики графовы пальцами в наших ртах ковырялись, зубы пересчитывая.
– Кто барином был? – спросил с удивлением Макаров.
– Как кто? Небольсин Михайло Павлович.
– Не может быть!
– Верно сказываю, Захарыч.
– А ты, Федотыч, оказывается, затайник. О многом с тобой не раз беседовали, но про Небольсина помалкивал.
– Опять же почему так получилось? Оказия к такой беседе не выходила. Сам тоже не больно открыт душой. О себе мне тоже про многое промолчал. Лонись[5] стороной узнал, будто до своего книжного занятия возле золотых песков потом исходил и будто в те годы сдружился с будущей супругой Власа Воронова. Что скажешь? Правду слышал про тебя, али зря слушок с языка спустили? У нас любят темнить друг друга.
– Правду.
– Вот видишь, а меня коришь. Седни сказал про барина, потому Макарий Осипыч вопросом ту нитку в памяти дернул.
– Когда строгановским стал?
– В 1851-м. Царь Николай Палыч еще в живых значился. А володел Уралом по своему наитию генерал Глинка. Ох и генерал был! И лютый, и ласковый. И собой такой видный, как и подобает генералу. Ноне они смельчали.