Святой хирург. Жизнь и судьба архиепископа Луки - стр. 48
Лука полностью погружается в жизнь медика и архиерея. «В Тамбове я много оперирую, обучаю врачей трудным операциям, которых они и не видели, и выступаю с большими докладами-лекциями на окружной конференции Орловского военного округа и на больших конференциях; и в недалеком будущем надеюсь начать большой курс лекций по гнойной хирургии», – сообщает он председателю Совета по делам Русской православной церкви Георгию Карпову (3).
В начале 1944 года в Тамбове находилось более двух десятков госпиталей Наркомата здравоохранения. Архиепископ-хирург консультирует, оперирует, ведет научную и методическую работу в трех госпиталях. Работая в Тамбове в ранге профессора-консультанта, владыка участвует в конференциях врачей, где читает лекции по гнойной хирургии. Медицинские дела Луки идут замечательно, а вот церковные – совсем не просто.
26 февраля 1944 года архиерей, при вступлении на Тамбовскую кафедру, произнес проповедь в единственной действовавшей в городе Покровской церкви: «Мир вам, моя новая возлюбленная паства, мир вам, труждающиеся люди, мир вам, мои бедные люди, мир вам, голодные люди!
Пятнадцать лет были закрыты и связаны мои уста, но теперь они вновь раскрылись, чтобы благовествовать вам слова Божии. Открывайте свои сердца для восприятия моих слов.
О чем я буду вам говорить? Господь мне словами пророка Иеремии повелевает: «Пастыри, утешайте, утешайте мой народ!». Вот вы и примите мои утешения, мои бедные, голодные люди. Вы голодны отсутствием проповеди Слова Божия. Храмы наши разрушены – они в пепле, угле и развалинах. Вы счастливы, что имеете хоть небольшой, бедный, но все же храм. Он грязен, загажен, темен. Не сияет над нашими головами свет, который должен бы сиять, но зато в сердцах наших горит свет Христов. Взгляните вы, что делается в мире? Идет кровопролитная война. Враг разрушает города, селения, храмы, но его изгоняют наши войска из пределов нашей родины. В освобожденных местностях наш народ восстанавливает города, селения, строит заводы, – так и вы, подобно этим строителям, восстанавливайте разрушенные храмы, подымайте их из пепла и мусора. Свои храмы очищайте от грязи скорее. Несите сюда все, что у вас есть: несите полотна, шейте ризы священникам, – пусть они ходят не в золотых, как преподобный Сергий Радонежский. Давайте сюда живописцев, художников! Пусть они пишут иконы. Нам нужен ваш труд для восстановления уничтоженного, ибо храмы Божии должны вновь восстановиться и вера засиять новым пламенем».
Казалось бы, Лука говорит совершенно понятные, здравые вещи. Но в СССР многое было перевернуто с ног на голову, действовали двойные стандарты. Борьба с верующими трактовалась идеологическим аппаратом как борьба с контрреволюцией, а никакого преследования религии как таковой, по мнению чиновников, в СССР не было. Советские люди догадывались, конечно, что происходило в реальности, но не представляли масштаба сегрегации по религиозному признаку. Любое публичное напоминание о гонениях на веру воспринималось властями предержащими как клевета на советскую действительность. Когда, например, верующие Кировской области написали в ходатайстве об открытии храма неосторожные, хотя и справедливые слова: «после того, как горсовет разграбил церковь», уполномоченный Совета по делам Русской православной церкви передал заявление «соответствующим органам НКГБ для особой проверки» (4). Публично о насильственном закрытии храмов говорить было нельзя. И вот Лука расширяет зону правды: говорит о преследовании за веру и о поруганных святынях. И эта проповедь испугала прихожан. По воспоминаниям очевидцев, расходясь в тот зимний вечер из церкви, они не надеялись больше увидеть архиерея. Все обошлось, хотя уполномоченный Совета по делам Русской православной церкви (в дальнейшем – СДРПЦ) расценил слова Луки как «нездоровые высказывания» и отправил наверх соответствующее донесение (5).