Святой Антоний - стр. 2
Я хлебанул сразу полкружки, надеясь, что хмель отобьёт обоняние. Так и получилось: остальные несущественные запахи отошли на задний план, мой нос примирился с действительностью.
– Так почему, "Дюша"? – повторил вопрос.
– Бэкроним. Два слога: "дю" и "ша". Дю – душевный. Ша – шевалье. Смекаешь? Нет? Херово. Ты, парень, туповат. – Он жеманно нахмурился. После первой кружки его здоровье (после вчерашнего) значительно поправилось. – Душевный, это какой?
Я пожал плечами: – Какой?
– Душевный, это чуткий.
– Я понял. Шевалье – это рыцарь.
– Вот именно. Всё просто.
Рыба мелко засмеялся, похрюкивая и потряхивая засаленными кудряшками. Удивительное дело, вся передняя половина его головы была лыса, словно коленка буддистского монаха. А с "пояска" на затылке свисали длинные густые чёрные кудряшки без малейших признаков седины. Будто Господь погладил его по голове всемогущей своей рукой, и сдвинул волосы назад.
Рыба заявил, что в этой дыре подают отличное пиво. Стряхнул со щеки (со щетины) пену и сказал, что настала очередь рассказывать Берингу. То есть мне.
– Откровенность за откровенность. Мою лав-стори ты уже слышал, иначе бы не пришел. Давай послушаем твою. Что? Тебя он тоже поимел?
– Нет… Не думаю…– быстро ответил я и засомневался: "Необычная точка зрения. Под таким ракурсом я не рассматривал наши отношения". – Очень надеюсь, что нет.
– Понимаю, – подмигнул Рыба. – Начинай исповедоваться, сын мой.
Не в моих правилах чесать языком. Не в моих. И вообще по жизни, и тем более за свою работу – таким уж я уродился. Помните песню: "Уж таким я на свет народился, уж таким меня мать родила"? Не помните? Ну и ладно, не страшно. Не многое вы потеряли.
Я не болтун, но лишь только я услышал предложение рассказать свою историю – дьявольский огонёк зажегся внутри меня.
Поделиться… честнее сказать, выплеснуть накопившуюся гниль… Едва я понял, что такое возможно, как в тот же миг твердо знал – меня теперь не остановить. Это как самосвал с песком (кажется, я уже что-то говорил о песке?). Если кузов поднят, и масса скользнула вниз, она вывалится в любом случае. Хотите вы этого или нет. Сила тяжести позаботится.
"Лучше ему, чем кому-то другому", – подумал практично.
Исподтишка прощупал Рыбу глазами. Внимательно прощупал. И клянусь, в этот момент я почти любил его. Его потрёпанное пальтишко, морщинистое лицо, засаленный ворот рубахи и ухмылку. Что там ухмылку, даже – вы не поверите! – его запах казался мне приемлемым.
"Ему я могу исповедоваться, – подумал. – Такому чудиле вряд ли кто-то поверит. – Вот за что я любил его. – Даже если он растрезвонит мою историю по всему Белому Свету".