Святослав – первый русский император - стр. 10

С наступлением ночи в покои императора Никифора, как обычно, пришла его супруга Феофано. Сообщив о прибытии невест из Болгарии для ее августейших сыновей Василия и Константина, она сказала, что должна позаботиться о девушках, и попросила не запирать двери опочивальни.

Проводив августейшую жену полным обожания взглядом, самодержец направился к богатому иконостасу и опустился на колени перед образами. Шкура барса, распростертая на полу императорской опочивальни, часто заменяла Никифору пышное ложе, разобранное постельничим для сна. Предаваясь размышлениям о Священном Писании, великий воитель не раз забывался на пятнистой шелковистой шкуре в глубокой дреме. Так случилось и в эту полночь, когда водяные часы клепсидры возвестили о наступлении одиннадцатого декабря девятьсот шестьдесят девятого года от Рождества Христова.

Феофано вопреки своему обещанию не вернулась в опочивальню. С едва скрываемым волнением она расхаживала по комнатам гинекея – женской половины дворца. Время от времени она скрывалась за шторой и подолгу простаивала у окна, всматриваясь в непроглядную тьму, скрывавшую воды Босфора. В неверном свете фонарей, раскачиваемых свирепыми порывами ветра, можно было разобрать только мятущиеся кроны деревьев да тучи снега, низвергающиеся с небес.

Когда клепсидры показали четвертый час ночи, августа порывисто дернула шнурок звонка. Вполголоса сказала возникшему в дверях евнуху:

– Пора.

Тот поднял край тяжелого ковра, закрывавшего одну из стен спальни, и из открывшейся тесной каморки молча выбрались несколько бородачей, опоясанных мечами. Щурясь на свет, они вопросительно смотрели на Феофано.

Не произнося ни слова, императрица знаком поманила за собой вооруженных людей и, неслышно ступая по коврам, прошла по темному переходу к массивным дверям. Рядом поспешал евнух. Едва он нажал на бронзовую ручку замка, как одна из створок распахнулась и поток холодного воздуха со снегом взметнул полы златотканых одежд императрицы. Завывание ветра и плеск волн ворвались в дремотную тишину дворца.

Быстро выбежав один за другим на площадку, обнесенную балюстрадой, бородачи столпились у края. Внизу во тьме волновался Босфор. Только облепленные снегом огромные статуи выступали из мрака. Украшающее набережную изображение льва, терзающего быка, казалось теперь неким мрачным знамением: едва ли не у каждого из молчаливых меченосцев шевельнулось в душе острое чувство тревоги – кто он сам в этот миг? Хищник, напружинившийся перед последним ударом, или жертва, сведенная судорогой предсмертного ужаса…