Святого Иоанна Кассиана римлянина обозрение духовной брани - стр. 2
6. Не много будет для нас пользы, если, со всею теплотою веры совершив первое отречение, не исполним с таким же рвением и жаром и второго, – чтоб, успев таким образом стяжать и это, могли мы достигнуть и того третьего, в коем, исшедши из дома прежнего отца нашего по ветхому человеку, всецело устремляем взор ума нашего к небесному. Посему, если желаем достигнуть истиного совершенства, то должны стремиться к тому, чтоб, как телесно мы оставили родителей, родину, богатства и удовольствия мирские, так оставить все то и сердцем, и никогда уже не возвращаться похотением к тому, что с презрением отвергли: подобно израильтянам, изведенным из Египта, которые, по вкушении небесной манны, желали нечистых и скверных яств египетских, говоря: хорошо нам было в Египте, когда сидели мы над котлами (Исх. 16, 3; Чис. 11, 5). И всякий, кто, по отречении от мира, возвращается к прежним заботам, и прежними увлекается пожеланиями, делом и мыслию говорит тоже, что и те: хорошо мне было в Египте (мира). Телом только оставление мира, и местом только переселение из сего Египта никакой не принесет нам пользы, если мы равным образом не сможем стяжать и отречение сердцем, которое выше и полезнее. О том отречении, которое мы назвали телесным, вот что провозгласил Апостол: аще радам вся имения моя, и аще предам тело мое, во еже сжещи е, любве же не имам, никая польза ми есть (1 Кор. 13, 3). To-есть, если так отрекусь, что ничего не оставлю себе, и к сему всеразданию присовокуплю еще мученичество и сожжение своей плоти, так что тело мое предам за Христа; и однако же буду нетерпелив, гневлив, завистлив, или горд, буду воспламеняться обидами других, или взыскивать своего, буду помышлять о том, что худо, или нетерпеливо и не охотно переносить все, чтобы ни было мне причинено: то никакой не принесет мне пользы отречение и сожжение внешнего человека, когда внутренний притом обложен еще прежними страстями.
7. Итак со всем настоянием надобно нам спешить к тому, чтоб и внутренний наш человек сбросил с себя и расточил все, собранное им в прежней жизни, богатство страстей, которые, прицепляясь к телу и душе, собственно наши суть, и если, пока еще мы в теле сем, не будут отсечены и отброшены, то и по исходе не перестанут сопровождать нас. Ибо как добродетели, или самая любовь, которая есть источник их, будучи приобретены в сем веке, и по кончине сей жизни делают любителя своего прекрасным и светлосиянным: так и пороки, покрыв некако душу отвратительными красками, запятнанною же ими препровождают ее и в оное непрестающее пребывание. Красота или отвратительность души пораждаются качеством добродетелей или пороков, из коих извлекаемая некая краска делает ее или столь светлосиянною и прекрасною, что она достойна бывает слышать слово пророческое: и возжелает Царь доброты твоея (Пс. 44, 11), – или крайне черною, смрадною и безобразною, так что она сама, исповедуя смрадность своей скверноты, скажет: возсмерд еша и согниша раны моя от лица безумия моего (Пс. 37, 6). Посему оне-то (добродетели и страсти) суть собственно наше богатство, которое неразлучно пребывает с душею, и которого ни один царь нам дать, и ни один враг отнять у нас не может. Оне-то суть собственно наше богатство, которого и самая смерть не сильна отторгнуть от души.