Святочные рассказы - стр. 5
И веник поднялся уже в третий раз, как за окном раздался новый стук, но только сильнее прежнего, и тот же голос запел, но только настойчивее:
– Матушка, подай им хоть лепешку, – сказала старшая дочь, робко взглядывая на мать и потом обращая с любопытством живые черные глаза свои на окно, – они, матушка, так-то хуже не отстанут…
– Не отстанут! ах, ты дура, дура! – крикнула старостиха, бросая Фильку и останавливаясь впопыхах посередь избы, – а вот погоди, я им дам лепешку…
Но шум под окном обратился уже в неистовые крики, сопровождаемые присвистывавшем, прищелкиванием, и голос распевал во все горло:
Присоединенный к этому вой Фильки и рев остальных детей остервенили вконец старуху; и бог весть, чем бы все это кончилось, если б не голос старосты, который раздался почти в то же время с печки:
– Старуха… о! что у вас там такое? соснуть не дадут… никак колядки задумали петь… гони их…
– А сам-то ты что лежишь на печке, увалень ты этакой. Бьюсь не добьюсь поднять его на ноги; тьфу!..
раздалось под окном.
– Вишь, черти! – вымолвил староста, подпираясь локтем и лениво потирая лысину, – поди, уйми их, старуха, чего стоишь?
Старостиха подняла окно и высунулась на улицу; но почти в ту же минуту отскочила на середину избы. Несколько комков снега влетели вслед за нею.
– Ух! окаянные! ух, дьяволы! – завопила старуха, протирая глаза и метаясь как угорелая из угла в другой, – где кочерга?., где? а все ты, увалень! лежит себе, словно с ног смотался, – не шелохнется, хоть дом гори.
крикнул кто-то звучным голосом, ударив кулаком в оконную раму
– А вот погоди, погоди, – проговорил староста, спускаясь наконец с печки, дам тебе осиновый гроб; это, я знаю, все Гришка Силаев озорничает; погоди, я тебе шею накостыляю, – заключил он, став на пол и протирая глаза, – Вы чего?.. Ну, чего воете?
– Тятька, пусти нас на улицу! – жалобно отозвались ребята,
– На улицу! – прытки добре; слышите, погода какая, замерзнуть небось хочется… Парашка, давай кушак да шапку – они, кажись, на лавке под образами, – давай, пора идти, я чай, и взаправду у Савелия завечеряли… – промолвил он, обращая сонные глаза на старшую дочь, которая во все это время так же неподвижно сидела на лавочке, изредка лишь завистливо поглядывая на уличное окно.
– Ну вот, давно бы так, ступай-ка, ступай!.. и то два раза спрашивали, – сказала старуха, торопливо подавая варежки.