Священные игры - стр. 12
Я похолодела от ужаса, тяжело сглотнула и отвела взгляд от голов, стараясь не поддаваться страху и не представлять свою собственную голову там наверху. Но после того, что я собираюсь сделать сегодня, такой исход был более чем вероятен. Вороны Ордена и Луминарии таились в каждой тени этого города на всех путях следования к собору Архонта. И охотники на ведьм, и солдаты несли страх и ужас всюду, куда бы они ни пошли.
Когда я наконец вошла в ворота города, мой пульс участился от нахлынувших чувств. Едкая вонь из траншеи вокруг города смешивалась с запахом жареного мяса и древесного дыма. Казалось, в Пеноре все кричат, вместо того чтобы спокойно разговаривать, звуки эхом отражались от булыжной мостовой и деревянных домов. Здания с остроконечными крышами и магазины выглядели так, будто вот-вот рухнут на узкую дорогу. Над головой возвышались фронтоны и арки, кое-где сушилось на веревках белье. В толпе я старалась не спускать глаз с Руфуса, шедшего в двадцати футах от меня.
После нескольких поворотов узкая дорога вывела на мощеную площадь, называемую Сажевой. Здесь в воздухе висел запах животных, запертых в загоне, и крови – то был процветающий рынок домашнего скота. По ветру разносился пепел, и я старалась не вдыхать его, а также не смотреть в сторону погребальных костров, стоявших вдали на этой же площади. Я не хотела представлять себя там, приговоренной к сожжению. Я могла только благодарить Архонта, что сегодня еще никого не казнили.
В восточном углу Сажевой площади располагалась золотая статуя Похоти, представляющая обнаженную женщину, которая своими позолоченными руками старалась прикрыться, сохраняя остатки скромности. Орден заказал ее сто лет назад, задолго до убийства короля. В Мерфине тогда свирепствовала страшная чума. Поскольку болезнь помимо всего прочего вызывала отек в паху, Орден объявил, что все беды от блуда, и установил эту статую, чтобы напоминать нам о наших грехах. А теперь вороны могли созерцать соблазнительные изгибы обнаженных женских ягодиц и при этом по-прежнему оставаться набожными.
Я глубоко и прерывисто вздохнула, проходя мимо палаток с яркими тканями и специями. Все эти незнакомцы вызывали у меня жуткий страх. В наши дни любой мог оказаться врагом. Нельзя было доверять ни соседу, ни дяде, ни дочери. Орден воздвиг стены подозрительности. Храни секреты лучше, или они будут использованы против тебя.
Одиночество было величайшим оружием Ордена против всех нас. Потому что кого проще контролировать, если не тех, кто почти сошел с ума от изоляции. Кем проще манипулировать, чем пустым местом?