Своя волна - стр. 8

–А во сколько ты к нему заходил?– пристально глядя на лишившегося радиолы мужика, спросил капитан.

–Да черт его знает. Часов десять, может, пол одиннадцатого было. Я у тещи долго провозился с этим ее краном. Она, правда, потом угостила меня, в благодарность, значит, за работу.– Почесав в затылке, он добавил: – После Генки я домой пошел. Без десяти одиннадцать было. Я когда в квартиру вошел, жена заорала: «Где тебя носит? Время без десяти одиннадцать».

–Если Генка в половине одиннадцатого уже укололся и спал, значит, он не убийца. Профессора убили после одиннадцати. Соседка видела, как он в 10-45 шел по дороге к лесу. Так что тебе нужно показания дать.

Сосед наркомана посмотрел в глаза участкового тяжелым взглядом.

–Знаешь, Иван Федорович, если этот наш с тобой разговор официальный – то я ничего не знаю, и ничего писать не буду. А если это просто разговор двух знакомых – да пусть на него хоть все преступления повесят, какие есть, главное чтоб посадили эту тварь, и больше его тут не было. Ясно?

–Но он же не виновен. Осудят его, а убийца будет разгуливать на свободе. Ты потом как сам-то жить будешь, зная, что посадили невиновного, а ты ничего не сделал, чтобы этому помешать?

–А мне плевать. И нечего меня совестить!– Глаза у собеседника капитана стали холодные-холодные. – Да, и вы же все равно никого другого не поймаете,– он презрительно улыбнулся. – Вы с кучкой обдолбышей и с сумасшедшей старухой-то справиться не можете. Если этого ублюдка, капитан, не посадят, так рано или поздно кто-нибудь не выдержит и сам его убьет и потом за эту тварь сядет. Нет. Ничего я писать не стану и точка. И нечего меня таким взглядом сверлить. Тоже, праведник нашелся.– Мужик распрямил плечи и с вызовом посмотрел на капитана. – Сначала порядок наведите, а уже потом от людей требуйте по совести поступать.

Повернувшись к машине и продолжив прерванное, при появлении участкового, занятие, он дал понять, что разговор окончен.

–И предупреждаю, если мне какая повестка придет или еще что, я все буду отрицать. А то я тебя знаю,– донеслось, до успевшего дойти до угла дома, капитана.

«Да, дела…»,– мрачно думал Ливицкий, шагая по дороге в сторону участка. «И ведь не сделаешь ничего…»

8 августа 2010 года в зале суда, где должно было проходить слушанье по делу об убийстве профессора истории, более тридцати лет преподававшего в местном университете, Ивана Станиславовича Подгородецкого, собралось непривычно большое количество людей. Вообще, администрация города с удовольствием бы предпочла, чтобы заседание было закрытым. Все же дело об убийстве, да еще о двойном. И тот факт, что на скамье подсудимых будет сидеть наркоман, человек, так сказать, из «группы риска», один из тех, кто изначально несет потенциальную угрозу другим членам общества, был неприятен во всех отношениях. В случае чего всех собак повесят на кого? На тех, кто не уследил, допустил и т.д. А разве чиновники могут уследить за всем и за всеми? А чуть что, так спрос с них. Но профессор был личностью известной. Пользовался уважением коллег, студенты его любили и даже из Москвы какие-то там занимающиеся научной деятельностью товарищи приехали, почтить память погибшего коллеги. Одним словом, запретить желающим увидеть собственными глазами как справедливость восторжествует, и преступник получит заслуженное наказание, было себе дороже. Пойдут ненужные разговоры, любители повозмущаться и покляузничать, начнут «строчить доносы». А кто его знает, как на все это отреагируют там, «наверху».