Своя игра – 2. Между Мраком и Светом - стр. 20
– Считай, что тебя пригласили на барбекю. Только не в качестве гостя. Не хочешь изменить решение? Сейчас я зажгу факелы и сброшу их на лапник. Сгореть ты не сгоришь – разве слегка запечешься в собственной скорлупе, пока будешь задыхаться в дыму. Окочуришься без пользы и славы. А доспехи все равно достанутся мне. От копоти почищу и продам в хорошие руки.
Раймондо часто-часто задышал. Ему многое хотелось мне сказать, – но воспитание мешало использовать лексикон уличных торговцев, когда они ругаются между собой. Он не хотел умирать, – но вбитая в голову дурь не позволяла уронить достоинство и признать поражение от рук презренного простолюдина, да еще преступника.
А мне не хотелось его убивать. Парнишка бился сильно – храбро и весьма искусно. В качестве бойца его ждало большое будущее. Он был готов зачеркнуть это будущее ради глупых предрассудков, а я – не очень. Даже из чисто практических соображений. В любую минуту к ловушке могли заявиться охотники за мной, случайные путешественники, черти, ангелы, – а также верный слуга Раймондо, следовавший за ним на расстоянии от самого замка Колеансо несмотря на строжайший запрет. Однако я медлил.
Как же помочь тебе сделать правильный выбор, тупое графское отродье?
– Послушай, – сказал я. – Ты всего лишь проиграл поединок. Чего ради проигрывать заодно и жизнь? Путь из Мира Теней обратно в Срединное Пространство весьма извилист! Тебе предлагают почти почетную сдачу с немедленным освобождением. Я не обману – действительно оставлю тебя в живых. Я не требую никаких обязательств. Встретишь кого после расставания – можешь на меня настучать и навести на след. Можешь сам опять попробовать меня поймать, как только пройдет депрессия.
– Он так не поступит, – вмешался Люцифер. – Это против чести. Если согласится на твои условия, даже молча, то и словом не обмолвится о нас ни одной живой душе. И больше не поднимет на нас руку.
– Знаю, – ответил я. – Тут даже и честь ни при чем. Он просто не из тех, кто машет кулаками после драки, сразу пытается взять реванш или опускается до мести любыми способами. Потому с ним и вожусь, хотя следовало бы давно подпалить этот проклятый лапник.
– Рассуди сам, – обратился я вновь к Раймондо. – Уговаривая тебя, я теряю время и здорово рискую. Неужели только для того, чтоб не поджаривать тебя в яме, а убить стрелой, или вытащить наружу и выпустить кишки на поверхности?
Раймондо сдался. Нет, он не поверил мне, но инстинкт самосохранения переборол. Первым из ловушки вылетел эспадон и упал сбоку от меня. Я его поднял – нифига себе! Килограмм шесть. Следующим Раймондо выбросил гладиус – легонький, но того же сорта, что и двуручник, то есть высшего. Далее последовал шлем, а за ним, с небольшими задержками, остальные части графского доспеха. Я обмотал вокруг ближайшего дерева веревку Корфа, которой он рассчитывал меня связать, но не сумел, и сбросил конец в яму. Вскоре Раймондо стоял передо мной, заложив руки за спину: понурый, подавленный, готовый к насмешкам, издевательствам и смерти.