Свой среди чужих - стр. 32

Бок уже не так сильно жгло. Неожиданно захотелось есть. Горячего наваристого супа.

Я проглотил слюну. Вещмешок с продуктами остался в разбитом сарае, как и автомат. Из оружия – пистолет на поясе да ножи. Опускались сумерки. Ливень превратился в мелкий холодный дождик. Еще раз обдумал свое положение. Идти в сторону наших позиций – самое настоящее самоубийство. Что немцы, что наши после этой кровавой бойни настолько озверели, что спрашивать не будут, а просто пустят пулю в лоб. Да и линии фронта четкой нет. Нет, надо идти к немцам в тыл и попробовать выйти на партизанский отряд. Был еще один вариант. Где-то спрятаться, а затем дождаться нашего наступления. Не оставят же наши генералы такую ситуацию. На фига им клин, вбитый в нашу оборону, а значит, будут выправлять линию фронта. Вот только как пережить второй раз этот дурдом? Значит, вперед! Стоп! Документы! Я достал из внутреннего кармана солдатскую книжку, затем пролистал ее. Хм. Похлопал по карманам, выудил зажигалку и поджег книжку с краю, после чего вывалял ее в грязи, а затем почти то же самое проделал с шинелью и кителем. Дрожа от холода, я оделся, после чего направился в сторону немецкого лазарета. Как я и рассчитывал, несмотря на хваленый немецкий порядок, около полевого госпиталя был самый настоящий хаос. Две большие палатки были битком набиты ранеными, которые стонали, кричали и ругались. Еще в одной палатке шли операции. Врачи и фельдшеры просто не успевали принимать раненых. Подойдя к группе легкораненых солдат, я без особого труда выудил у них сведения, которые были мне нужны. Раненых было много, поэтому только спустя два часа меня осмотрел врач, а затем отправил на перевязку. Там же сидел пожилой и усталый фельдфебель, который потребовал мою солдатскую книжку. Он взял ее двумя пальцами, затем брезгливо перелистал ее, после чего записал в журнал, без лишних вопросов, мои данные, причем по большей части с моих слов. После перевязочной меня отправили в одну из двух больших палаток, где к этому времени оказалось несколько свободных мест. Меня покормили и оставили отдыхать. На вопросы соседей я почти не отвечал, ссылаясь на сильную головную боль. Еще спустя какое-то время прибыли три закрытые машины, куда положили тяжелораненых, а так как санитаров не хватало, то легкораненым предложили ехать в качестве сопровождающих. Несколько солдат, и я в том числе, дали свое согласие. Мне надо было отсюда срочно убираться. В дополнение к своей испорченной солдатской книжке мне дали справку с фиолетовой печатью. В ней говорилось, что согласно моим ранениям я отправлен в тыловой госпиталь на излечение. Я поинтересовался, куда мы едем, а когда получил ответ, обрадовался. Населенный пункт назывался Кондратьево. Карты у меня с собой не было, но на зрительную память я никогда не жаловался, поэтому хорошо помнил название ряда деревень и их соотношение к Аховке. От Кондратьево до Аховки было четыре-пять километров. Просто отлично!