Свои и чужие - стр. 40
Посидел, унимая раздражение. Полюбовался небом. Оно в начале лета всегда глубокое, насыщенного синего цвета, редкие облака лишь подчёркивают палитру красок. Тёплый ветерок тоже вносит свою лепту в покой и безмятежность мира. Жизнь не тревожила, дарила мирное небо и спокойствие. Я закрыл глаза, расслабился. И увидел Рикану. Длинные пышные волосы, чарующий пронзительный взгляд, улыбка на тонких губах. Что же тебе нужно, красавица? Тайной какой поделиться? Что-то у меня узнать? Или всё намного проще и хочешь ты всего лишь мужского тепла и ласки? Обыкновенной земной любви? Как в старые добрые времена?
Открывать глаза не хотелось. Ну, я и не стал…
Не знаю, что она делала целый день. Скорее всего, была на озере, тянет её к воде неудержимо. Возможно, в их мире с водой проблемы. Или в лес уходила, там красивые места, светлые поляны, берёзы как на параде, с длинными прядями ветвей. И грибов с ягодами полно…
Вино я заказал через окошко доставили. Итальянское, от Паоло и Лючии Бьянчини, одно из лучших в мире. Заказ сделал на пару бутылок. Вдруг понравится?
Неторопливо сервировал стол. Ничего мясного. Пришлось попотеть, выбирая закуски. Но под хорошее вино, говорят, можно и чёрствую корку принять за деликатес. Короче, справился. И уселся ждать на диване. Что-то мне подсказывало, что она будет с минуты на минуту. Не ошибся.
Стукнула входная дверь, и она появилась на пороге бесшумно, вся такая лёгкая, ожидаемая. С венком из одуванчиков в волосах. Волосы тёмной пушистой волной по плечам. Глаза блестят, на щеках румянец, платье воздушное, белое. Красивая до одури. Прошла в зал, посмотрела на стол, улыбнулась, осторожно сняла венок.
– У нас на родине столько цветов нет, ваша планета куда богаче. Я потом возьму эти жёлтенькие с собой, можно?
– Ну, разумеется. Только вряд ли они сохранятся, завянут.
– Ничего страшного. Как они называются?
– Одуванчики.
– Как мило. О-ду-ван-чики… – протянула она, вновь надела венок и села ко мне на колени. Обняла, прильнула всем телом, я почувствовал её твёрдые груди и задохнулся от желания. Обнял в ответ, нашёл губами маленькое ушко, нежно поцеловал. Она издала вздох, схожий со стоном, прижалась ещё сильнее. Пахло от неё умопомрачительно, женским сильным телом, желанием, лесом, озером, цветами. И я потерял голову окончательно…
Она была ненасытна. Она сходила с ума от желания. Она обладала мной как одержимая, я входил в неё как в бездну, полную неземного наслаждения. Мы парили над этим миром, мы были выше неба и этой ничтожной вселенной, мы хотели жить ради нас и уносились на край света, чтобы вернуться и начать всё сначала. Ничто превращалось во всё и прахом осыпалось к нашим ногам, чтобы через мгновение собраться живительной влагой и окропить обнажённые тела. Она была прекрасна, она жила мной, любила и боготворила, что-то шептала на своём певучем языке, кричала в порыве страсти, и вместе с ней я не знал слово «усталость». Я отдавал себя без остатка, и когда, казалось, мир таял, как свеча, она возвращала меня к жизни одним ей известным способом. И я был ничуть не против того, чтобы это длилось вечно. И оно длилось, длилось и длилось…