Свои и чужие - стр. 34

– Если ему подходят наши условия, – не чувствую губ, – значит, и родителям подходят. Они же прилетят сюда, Агата. Истребят нас.

Она резко оборачивается ко мне.

– Знаешь, почему я позвала именно тебя? Ты всегда был особенным. Особенно добрым, по-настоящему.

Я молчу. А что мне сказать?

Одновременно происходят два события. Капсула за спиной разлетается вдребезги, и Агата падает на пол, хватаясь за сердце. Я же в ступоре, в анабиозе, как та тварь, хочу быть и здесь и не здесь. Аж целых две секунды.

– Агата! – бросаюсь к своей девочке, по лицу струятся слезы. Да плевать! – А-га-та! Аа!

– АА! – ревет багровое чудовище за спиной. – АГАТА!

Убью его. Бегу на кухню, ищу нож. Тот, что нашелся, испачкан кремом – мы с Агатой ели торт. Хоть и вредная она, но ели торт. И все у нас было, есть и будет. Мне бы только убить это чудовище.

Оно все ревет, заношу над ним нож. Ползет к Агате – неужели есть еще дураки, кто сознательно к ней тянется? Оставляет жирный след на полу. Рука дрожит.

– Пошел вон! – я хотел бы звучать грозно, но плач сводит все на нет. – Убирайся, на хрен, с Земли!

Тварь ложится на спину и поджимает «ноги». И как я их не заметил? Мелкие, противные, по двадцать штук с каждой стороны жирного тела. Поддаю его ногой, как когда-то камень в пещере. Не больно он тяжелый, отлетел аж к балкону. Бросаюсь к Агате

– Ну что ты, – бормочу, параллельно давя на кнопки «103». – Слиться вздумала? Это ведь не в твоем стиле. Не прощу.

Приехавший через двадцать минут доктор скорой констатирует смерть от инфаркта. Смерть Агаты, той, что с ежиком, и делает вид, что крутая и курит. Той, которой 28 лет, которая просто хотела кого-то опекать, и, возможно, кого-то любить.

***

Мы сидим друг напротив друга. Я с пистолетом (вот уж не думал, что мне реально понадобится травмат, что таскал с собой в сумке для спокойствия), он же лупоглазит. Да, глаза у него тоже прорезались. Почти человеческие, да и все почти реально. Но я не приемлю той реальности, в которой больше нет Агаты.

– Я тебя убью, – буднично сообщаю, – если только дернешься.

Он ворочается, продолжает марать паркетный пол.

– АГАТА ХОРОШАЯ

– Я знаю, а ты-то каков? Почему, почему так? – я до боли стискиваю рукоятку травмата. – Ты ее убил?

Чудовище ревет, то ли ликует, то ли плачет – непонятно. Мне как никогда нужен компаньон. Убираю пистолет в свою сумку, что стоит на полу. Мне уже на все наплевать.

– УА.

– Все, что ты можешь сказать, – бормочу, смахивая слезы. – Ты ее даже не знал.

Фиолетовая масса снова заворочалась на полу, и я замечаю то, что не видел раньше. Грудная клетка твари теперь вздымается уже в двух местах – справа и слева. И я, захлебываясь пониманием, безошибочно – хоть и безосновательно – узнаю сердцебиение Агаты.