Свои чужие - стр. 19
Хотя мозг я тогда ломал очень качественно, как сделать так, чтобы один сценарий отличался от другого.
А Полли… Полли творила. Кормила меня ужином после работы, а по глазам было видно, что она уже в мыслях о своих героях. Как я ей тогда завидовал, этой безумной творческой свободе – не описать. Ей не надо было ограничивать себя рамками, говорить “надо”, её не стискивала тесная клетка обстоятельств.
Когда я начал ворчать по поводу того, что она отнимает время у меня всякий раз, когда начинает писать? Я не знаю, но именно за этот шаг презираю себя сильнее всего.
О том, как я перед ней виноват, я, пожалуй, заикаться не буду.
– Илья Владиславович, я могу выпить кофе, пока вы заняты? Здесь немного душновато, – Полли это спрашивает у Кирсанова, а смотрит убийственно на меня.
Ну понятно, от кого она сбегает. Да, я в курсе, что сейчас она меня терпеть не может.
Ох, Полли, а ведь нам с тобой год работать. Не меньше. Да, сценарий я начерно почти написал, но ведь только начерно. Именно автор книги обычно вносит принципиальные акценты. Без тебя тут никак, или твои же фанаты не узнают твоей истории.
– Да, госпожа Бодлер, десять минут у вас есть, – Илья задумчиво отрывает взгляд от обработанного, уже обращенного в сценарий, текста и окидывает нас взглядом, позволяя “волне и камню” разойтись.
Кольцова торопливо вскакивает и идет вслед за Полли. Ну вот её уходу я, пожалуй, действительно рад. Она меня бесит. Хоть и сам виноват, и она тогда была права, но все равно бесит.
Самое паршивое, что бесит Эльвира не столько меня, сколько моего внутреннего собственника.
Я хотел когда-то подарить Полли весь мир. Чтобы именно со мной она поднялась и добилась признания, о котором моя девочка тогда еще даже не мечтала. А вышло…
А вышло, что на пятом году брака Кольцова зажала меня в угол на моей же работе.
– Ты что творишь, баран, – шипела она тогда, глядя на меня злющими ледяными глазами. – Полька опять отказалась от издания. Ты понимаешь? От гонорарной, мать твою, Варламов, публикации. Её хочет издательство, ты понимаешь? А она не идет!
– А я при чем? – тогда поинтересовался я и этим еще сильнее опустил себя в её глазах.
– Это же ты, кретин, – тыкая острым пальцем мне в грудь, рычала Кольцова. – Ты её душишь. Она из-за тебя отказывается, потому что это ты комплексуешь, самец недоделанный. Потому что она может, а ты – ни фига.
Тогда я огрызнулся, но… Но после начал замечать и сам. Полина тосковала. Она уже не бросалась к клавиатуре всякую свободную секунду, она все чаще говорила о каких-то ужасно бытовых вещах, она выцветала день за днем, неделя за неделей. Не хотела меня задевать, не хотела нарываться на мое недовольство, не хотела травить себе душу и сама. Наверняка же вспоминала про предложения, от которых ей пришлось отказаться.