Сводные. Мой дерзкий май - стр. 72
Около школы нас встретили дядя Гриша и моя мама. Я скомкано попрощалась с Витей, обещав ему написать позже. Мы с Давидом сели в машину и все вместе поехали домой.
***
Я никогда не забуду то состояние, которое по велению сводного брата мне «посчастливилось» испытать. Никогда не забуду его злобу, его чёрствость, безжалостность, агрессию в мой адрес. Его насмешки, издёвки, измывательства. Его взгляды полные ненависти.
И никогда ни за что на свете не прощу его за то, что причинил мне столько боли!
Я думала, старая школа ужасна. Нет. Я крупно ошибалась. Старая школа это — рай по сравнению с новой школой. Меня не принял этот город. Он сжал меня в темных объятьях, раздавил тяжёлыми лапами, унес остатки надежды на что-то хорошее и светлое. И теперь я была растеряна и с огромным нетерпением ждала, когда же, наконец, уеду отсюда.
У него не получилось. Он проиграл. Даже у такой как я, трусливой, затравленной, признанной почти всеми — гадким утёнком неизвестно откуда появилась капля собственного достоинства и крупица гордости.
Дома я попросила отчима поговорить с ним наедине, и он отвёл меня к себе в рабочий кабинет.
И тогда, сидя на стуле, неловко сгорбившись, иногда запинаясь на словах, я всё рассказала…
Всё, что так не красило его сына, все его поступки: и про угрозы; и про то, что он обзывал меня; и про то, что он забрал книги и подарки; и про издевательства в школе. И самое главное я рассказала про перцовый баллон. Про то, что случайно подслушала разговор Давида с друзьями, где он четко сознается в содеянном. Про страшный сюрприз в автобусе я не успела сказать. Дядя Гриша все понял сам. Он понял, что это сделал его сын, так как больше некому.
Мы разговаривали долго, очень и очень долго, потому что иногда я прерывалась не слезы. А он пытался меня успокоить и слушал. Внимательно слушал каждое мое слово и не перебивал.
А после моей длинной речи он сказал:
«Каролина, мы решим этот вопрос. Не переживай. Больше он к тебе ни на метр не подойдёт, охламон»
Он сказал это как-то по-доброму, что я засомневалась. Нет, ничего не изменится, ничего не решится. Все останется как прежде. Взрослым нет дела до нас маленьких. У них свои заботы, своя жизнь. Работа, увлечения, им совсем не до нас.
Нет, нет, ничего не решится…
29. Глава 29
Давид
Мы сидели одни на кухне: папа и я. Мой папа строго смотрел на меня, и этот взгляд уверен еще долго и мучительно будет резать мне сердце.
Весь мир рухнул, куда уж хуже, думал я, но оказалось, самая жуть только начиналась.
— Как не поеду?! Ты чё, па? — вскрикнул на него, умирая от отчаяния и не веря своим ушам.