Свинцовая воля - стр. 20
– Братуха, извини, но сейчас нам некогда заниматься экскурсией по столице, дела у нас впереди предстоят очень важные. Вот закончим их, я тебя лично свожу на Красную площадь, в Мавзолей Ленина, одним словом, куда твоя душенька пожелает. А сейчас не могу, служба… Нас в Управлении ждут!
Он с тяжелым вздохом отвернулся, хмуро разглядывая пробегавшие за окном сталинские высотки, парки, жилые дома; все это он видел уже неоднократно, но, как видно, чувствовал за собой вину перед тамбовским гостем, что не смог в силу сложившихся обстоятельств исполнить его простое человеческое желание. Внезапно Семенов оживился, крепко вцепился рукой в предплечье расстроенного Журавлева, резко затормошил его.
– Илюха, смотри, вон между домами виднеется Спасская башня! Видишь?
Журавлев, как шаловливый мальчишка, с проворной поспешностью перелез через его колени на другую сторону салона, со счастливой улыбкой на сияющем от радости лице, посмотрел просветленными глазами на видневшуюся вдалеке остроконечную башню. Увенчанная рубиновой звездой, она смотрелась настолько величественно, что у Ильи перехватило дыхание. Солнечный свет, идущий с восточной стороны, наискось падал на звезду, казавшуюся такой маленькой отсюда, но огромную на самом деле, и зажигал ее ярким алым пламенем, как будто это горел маяк, негасимый ориентир для всех угнетенных народов.
Кремлевская Спасская башня с гигантскими часами посредине, как главный символ Советского Союза во всем мире, давно пропала из виду, а Журавлев все равно продолжал ее мысленно видеть, как если бы она все время стояла перед глазами. Сильно впечатленный увиденным, разительно отличавшимся от черно-белых фотографий в центральной газете «Правда», Илья далее ехал с тихой покойной улыбкой. Он ощущал во всем теле неимоверную легкость, а в душе, широко охватившей всю его сущность, необъяснимую одухотворенность, внутренне готовый отдать свою молодую жизнь до последней капли крови за счастье трудового народа.
А потом они проезжали мимо примечательного здания Большого театра, торжественно украшенного на портике колесницей, запряженной четырьмя лихими конями, которыми правил сам Аполлон. Илья узнал театр. Он видел его на цветной открытке, которую однажды показал ему фронтовой товарищ сержант Колька Ханин. До войны тот служил в театре осветителем сцены, а как только фашисты подошли к Москве, тотчас ушел добровольцем. На фронте он бережно хранил как память дорогую его сердцу открытку: так с ней и сгинул, пропав без вести во вражеском тылу во время разведки скоротечным боем.