Светочи Тьмы - стр. 5
Их много – этих портретов и набросков, их нужно изучать, с ними нужно идти в Чернокаменский архив к Ивану, потому что это такой пласт, такая махина!
А пока вот он – великий и ужасный Август Берг! На первый взгляд, смешной толстяк, с редкими кудрями и нелепым шейным платком, а на второй – уже не смешной, а грустный. На этом портрете нет подписи, но руку Айви Мирослава уже узнает безошибочно.
А пока вот два портрета одной и той же женщины, высокой, худой, в строгом черном платье и вдовьем платке. На одном портрете, который рисовала Айви, женщина сдержанно улыбается, на втором, сделанном Бергом, смотрит на зрителя строго и очень серьезно. И этот второй портрет подписан так, что все сразу становится понятно. «Моя Евдокия» – вот так ее зовут. Вот так он ее называл. А на самой последней странице – та же женщина, но уже не живая. Она «как живая», но для Мирославы очевидно, что это не человек и даже не статуя, это… надгробие. Это та память, которую позволил оставить себе Август Берг.
А дальше уже фотографии. Высокий и статный молодой мужчина, хрупкая женщина в изящном платье, маленькая девочка, невероятно похожая на Айви. На руках у женщины щекастый младенец, а у ног огромный дог. Вот и началась задокументированная ее, Мирославы, история, потому что вот этот щекастый младенец – это Федор Викторович Серов – ее пра-прадед. А высокий красавец – тот самый Виктор Серов, помощник и, надо думать, друг Августа Берга. Женщина – его жена, урожденная графиня Шумилина. А девочка… а про девочку бабушка не рассказывала. Как и про тех людей, чьи портреты всю жизнь бережно хранила в альбоме. Ничего, Мирослава все выяснит сама. Как же ей хочется все выяснить!
Оставалась последняя папка. Она не лежала с остальными, она словно специально была спрятана за кипой какой-то ненужной, даже неуместной здесь периодики. Мирослава заметила ее случайно, подцепила, вытащила на божий свет. Это была одна из тех папок, в которые бабуля складывала ее рисунки. Вот только на этой папке не было ни дат, ни надписей. Надписей не было, но содержимое точно было.
Мирослава была смелой, по крайней мере, считала себя такой, но, когда она развязывала завязки на этой безымянной папке, руки ее дрожали. И открыть ее она смогла не с первой попытки. Пришлось настраиваться, уговаривать себя, что ящик Пандоры надежно спрятан в комнате с ментальным барахлом, а здесь, в этой папке, нет ничего опасного. С уговорами и самообманом ничего не вышло, пришлось просто открыть папку…
От первого же рисунка ее сердце перестало биться. Потом оно останавливалось еще не раз, останавливалось, заставляя Мирославу почти умереть, и когда перед глазами уже темнело, срывалось в бешеный галоп.