Светочи тьмы. Физиология либерального клана: от Гайдара и Березовского до Собчак и Навального - стр. 61

Начался мучительный политический скандал: Скуратов не хотел выступать в Совете Федерации, а сенаторы не хотели его отпускать, уступая ненавистным им олигархам и Ельцину. Через полтора месяца Скуратов выступил в Совете Федерации с обвинениями в адрес Березовского и его агентуры, – и сенаторы, несмотря на показанную накануне по РТР непристойную видеозапись «человека, похожего на генпрокурора», оставили Скуратова в его должности.

Положение Ельцина пошатнулось: парламент восставал против него (Госдума уже добивалась импичмента), правительство опиралось на поддержку народа и все более благожелательно воспринималось на Западе, дела его близких становились предметом уголовного расследования.

Со всем звериным инстинктом власти Ельцин взялся за преодоление кризиса, дистанцировавшись от Березовского, который по его настоянию был снят с должности исполнительного секретаря СНГ (правда, главы государств утвердили его отставку лишь 2 апреля).

Уже 19 марта прямой и честный генерал Бордюжа, не справившийся с внутриполитическим хаосом, был демонстративно заменен на Волошина. С двоевластием в администрации президента было покончено: она вернулась под контроль «семьи», а Е.М. Примаков, решивший задачу стабилизации страны после дефолта и приобретший в ходе этого слишком большую популярность, был обречен. Ельцин присоединился к атаке Волошина на него и сам повел эту атаку.

Волошин был главным орудием Березовского, а затем и всей олигархии в их борьбе за власть против Е.М. Примакова, правительство которого заложило фундамент для экономического роста. В ходе этой борьбы он обрел самостоятельность и, видя, как апломб и самомнение Березовского отталкивают от него «семью» и ведут к утрате им влияния, сумел постепенно перейти от него к Абрамовичу, вовремя заручившись поддержкой восходящей звезды российского олигархата. Хотя, с другой стороны, без его поддержки «путь наверх» Абрамовича, вероятно, был бы значительно более тернист.

Одной из наиболее поразительных черт Волошина представляется парадоксальное сочетание стратегического мышления с личностью исполнителя, похоже, не имеющего выраженных собственных амбиций и, более того, собственных целей, подсознательно стремящегося не к постановке и реализации собственных интересов, но к службе интересам кого-либо иного, более высокопоставленного и значимого, чем он сам.

Производящий впечатление неприхотливого и неэмоционального служащего, ограниченного в личных пристрастиях, Волошин, скорее всего, и вправду является таковым.

Боюсь, лишь это может быть причиной столь относительно малого следа (даже с учетом многообразных теневых взаимодействий), который оставил после себя столь мощный, эффективный, разносторонний и привычный к постоянному труду дисциплинированный ум.