Светоч - стр. 27
– Откуда ж доле взяться? – подал голос Глеб. – Меньшухой в любом дому муторно. Даже в самом богатом.
Влада вздрогнула, глянула на Глеба и не удержалась:
– Меньшухой? – смотрела во все глаза, ответа его ждала, как слова Лады Пресветлой.
Чермный прищурился, будто разумея чего:
– Ты давно мужа-то видала, знахарка?
– Да года два как. Почитай сразу после обряда и утёк, – встряла Беляна, облизывая ложку. – А что, он себе жён в дом навёл?
– Двух за два года, – тихо молвил Оська, откусывая от ломтя хлеба.
Владка застыла, увидев, как Вадим и Глеб переглянулись, как вои затихли, будто ловили каждое слово. А потом и вовсе окаменела, когда приметила жалостливый взгляд Житяты-купца.
Не снесла, гордая, такого. Поднялась и пошла к подводе. Забралась в неё и легла поверх мягких кулей, только и смогла, что натянуть на себя шкуру и укрыть голову, чтобы не слышать страшного и тяжкого о любом. Лежала долго, слёзы глотала, обиду нянькала. Все сама с собой беседу вела, всё оправдывала мужа. Знала, что у дядьки Радима три жены, а у Рознега Бойких и вовсе четыре. Но видела и иные дома, иные семьи, где муж и жена жили вдвоём от младости и до старости, в любви и согласии.
Сама себя ругала за глупость, за то, что цеплялась за мечты свои отрадные. Помнила зарок Нежаты, что смотреть будет только на неё и ни на кого боле. Не сдюжил любый, зарока не исполнил. С того и текли слезы, солонили и горчили обидой.
Глава 7
Глеб насилу глаза разлепил: спалось уж очень сладко. Уселся, помотал головой, оглядел ночлег. Вои уже ходили меж деревьев – кто умыться, кто коня обиходить-оседлать. Вадим лаялся с Оськой, сулился открутить второе ухо начисто, если тот не даст ему горбушку от каравая.
Небо едва проглядывалось между верхушками сосен, но синело ярко, обещало погожий день. Ветерок и навовсе утих, а потому и птахи пищали звонче, радовали людишек и самих себя весенними трелями. Глеб пожмурился со сна, потом встал с теплого мятля, брошенного опричь костра, и потянулся: расправил широченные плечи, хрустнул кулаками. Сходил к озерцу, поплескался вдоволь в ледяной чистой водице, потуже перетянул косу ремешком, а уж потом вернулся в становище и посмотрел на возок, в котором ночевала жена Скора.
Та стояла пряменько возле подводы, будто и не случилось ничего, словно вечор не указали места, которое отвел ей родовитый муж. Меньшуха…
Глеб жалеть бабу не стал – не водилось за ним такой привычки – но чуял, что эта не потерпит. Удивился тому, сколь гордости в простой знахарке, но и разумел, что журить её надо за дурость: чай, знала за кого шла, могла б и сообразить, что родовитый завсегда со многими женами. Так живь велит – много семя, стало быть, много потомства: тем род крепчает. Да и память остаётся во многих, а это лишняя искра тепла в ледяной и неприютной Нави.