Светлые - стр. 1

Дежурство выдалось в духе "сплошная безнадега, Богородица спаси". Проторчав полночи в операционной с травматологами, колдовавшими над очередной жертвой автоаварии – юным байкером, оставшуюся половину я пыталась вывести его из комы. Безрезультатно. Парнишка застрял между мирами всерьез и надолго. Наконец наступило утро и благословенная пятиминутка у главного, на которой я, благополучно отчитавшись, клевала носом, вполуха слушая коллег. Наверное, я все-таки задремала, потому что кто-то легонько потормошил меня. Я открыла глаза. Рядом со мной сидел Сергей Витальевич Анисимов, мой экс-любовник, а ныне друг и по совместительству непосредственный начальник.

Пару лет назад у нас был бурный роман, и дело шло к свадьбе, но как-то не сложилось. Нет, он-то был очень даже за, но, подумав пару недель над его предложением, оформить наши отношения, я пришла к выводу, что не готова к такому серьезному шагу. По разным причинам. Во-первых, два реаниматолога в одной маленькой квартирке – это перебор. Главным аргументом было то, что кроме постели и работы нас практически ничего не объединяло, хотя качественный секс – это, безусловно, здорово. Но. Классный любовник и жаркие ночи – это не предел моих мечтаний. Нет, Серега, конечно, был очень добрым, нежным и внимательным. Он любил меня, да. Проблема была в том, что я не любила его. А любви хотелось. Очень!

Свои мысли я озвучила ему, поскольку терпеть не могу вранья, экивоков и бесполезных расшаркиваний. Он прекрасно знал мою прямолинейность, все понял, как надо, и мы расстались без сцен, скандалов и битья посуды. И даже остались друзьями. Первой, к кому он притащил знакомиться свою будущую жену, была я. Сейчас Сергей счастлив. У него прекрасная супруга и прелестная дочка. Я же по-прежнему в гордом одиночестве.

– Хорош дрыхнуть, – ухмыльнулся Серега, – все Небесное Царство проспишь. Летучка кончилась, пошли в отделение.

Я поднялась с неудобного кресла, уцепила его под руку, и мы бодро потопали в сторону родимой реанимации.

В отделении он потащил меня к себе в кабинет.

– Пошли, я кофе сварил. А то уснешь за рулем.

Сил сопротивляться у меня просто не было, и я поплелась следом.

В кабинете он притянул меня к себе и зарылся носом в мою макушку.

– Устала Лара, – тихо пробормотал он. – Ты же знаешь, всех все равно не спасти… Давай, сейчас кофейку выпьем, поезжай домой и ложись отсыпаться.

Я осторожно выпуталась из его медвежьих объятий и присела на диван.

Сергей налил кофе в мою любимую кружку, с ярко-желтым утенком, и протянул мне. Я обхватила её обеими руками, вдохнув восхитительный аромат. Вот что-что, а кофе Серега всегда варил просто шикарный: с кардамоном, корицей и капелькой ванили. Не кофе, а мечта.

– Ну что, от Митьки так и нет вестей? – спросил он, присаживаясь в кресло напротив и отпивая глоток из своей чашки.

Я отрицательно покачала головой и грустно посмотрела на него. Митька… Мой пропавший друг.

Он был моим лучшим другом. Скорее названным братом. Знали мы друг друга с пеленок, как говорят, сидели на соседних горшках. Наши родители дружили семьями еще до нашего с ним рождения. Мы даже родились с ним с разницей в два дня. Жили в одном доме, ходили в один детский сад и в школе сидели за одной партой до самого выпуска. Мы были с ним, не разлей вода, доверяли друг другу все свои детские секреты, все мечты, а потом, повзрослев, и тайны, которые не положено было знать никому.

Митька вырос и превратился в красивого юношу: невысокого, тоненького и хрупкого. Его отец всегда сокрушался по этому поводу, говорил, что он больше похож на девчонку, но Митяй всю жизнь был слабым и болезненным мальчиком, и, видимо, превратиться когда-нибудь в мачо, ему было не суждено. Как ни странно, но более крепкие и сильные наши с ним одноклассники никогда не задирали его и даже защищали, если на него нападал кто-то из чужих. Не знаю – почему. Наверное, он был слишком легкий и светлый, "не от мира сего", как говаривала о нем наша классная Лия Вячеславовна. А еще он прекрасно рисовал. В нашем школьном выпускном альбоме помимо фотографий у каждого есть портрет, написанный рукой Митьки. И это, я вам скажу, шедевр. Даже не подумаешь, что нарисован он рукой семнадцатилетнего юноши.