Светлячки на ветру - стр. 23
Глубоким вечером саранча улетала, оставив на месте цветущего и благоухающего края голую, выжженную огнём пустыню. Накатанное железнодорожное полотно её жизни сплошь было усыпано саранчой. Поезд сначала давил её, а потом колёса начинали буксовать – и паровоз, беспомощно пыхтя и отфыркиваясь гнусной жижей, не смог втащить состав на небольшую горку.
Всё чаще муж приходил домой пьяный, как говорится, в стельку. Вика и представить не могла, что такое бывает. Первый раз в её жизни Владимир пришёл таким с работы. Она открыла дверь на звонок, режущий тишину в квартире требовательным непрекращающимся трезвоном, – и отшатнулась в испуге. В квартиру ввалился покачивающийся – будто стоял в лодке, попавшей под волну от встречного теплохода, – муж. В лицо пахнуло уже знакомым запахом бродящего винограда, смешавшегося с острым кислым запахом рвоты.
Она отшатнулась. Хотела заругаться, но испугалась и поняла, что бесполезно. Комната была одна, прятаться и запираться было негде. Выскользнула на кухню, думая о том, что уйдёт ночевать к родителям. Услышала, как Владимир тут же, не раздеваясь, прошёл в туалет, где его долго рвало. Вика успела собрать сумку и какие-то тряпки. Бормоча «ё-моё», муж рухнул на не разобранную кровать. Вика тенью проскользнула в прихожую – и сбежала.
Мама встретила её настороженно, но Вика сказала, что муж уехал в срочную командировку – и она воспользовалась его отлучкой.
Сидела в своей девичьей спальне в кресле, смотрела, как гуляет лёгкая газовая занавеска, вдруг напомнившая ей фату и свадебное платье, – занавеска, в которую закутывался ветер, врывающийся в неприкрытую форточку, и думала о том, как же у неё дома хорошо. Её дом был здесь. Там, откуда она прибежала сегодня, было чужое жильё, где она немного погостила. А здесь было светло, как в саду в солнечный день, просторно и уютно. Всё радовало глаз: и поцарапанный письменный стол с лиловым пятном с правой стороны от когда-то пролившихся чернил, которое так въелось в дерево, что его было не вывести; и поцарапанный старый комод с отломанной ручкой у верхнего ящика; и книжный шкаф, в котором красовались учебники старших классов наперегонки с толстыми фолиантами университета, словарями и справочниками в настоящих дерматиновых и коленкоровых переплётах; и оранжевый жизнерадостный торшер, пропитанный светом, как соком лучащаяся на солнце хурма. На кровати лежал её любимый плюшевый слоник, с которым она спала половину своей жизни. Она взяла любимую игрушку, прижалась к её мохнатой серой голове, вдыхая запах ткани, впитавший ароматы её детства: лимонного крема, молочка «Утро», косметического вазелина и хвойного шампуня, – как вдруг спазм перехватил горло – и слёзы закапали из глаз на макушку слоника, точно первые капли дождя.