Свет – это мы - стр. 35

Мы проследовали на кухню, где я снова приготовил завтрак, который мы снова съели в тишине, сопровождаемые только звяканьем приборов о посуду. Я допил последний глоток кофе и сказал:

– Может, продолжим ту работу, которую мы делали совместно в школе? Только на этот раз я буду свободен от правил и ограничений, которым обязан был следовать, пока я был воспитателем, а ты – учеником.

– В каком смысле? – спросил он, выглядывая из-за кружки с кофе, которую он обхватил обеими ладонями.

Я быстро перевел разговор на свой опыт юнгианского психоанализа и рассказал ему о Вас. Я осознаю, что нарушил таким образом договор, который мы заключили, и подверг пар в закрытом сосуде опасности улетучиться прежде, чем рис успел приготовиться. Но в создавшейся ситуации у меня не было иного выхода. И мне кажется, я привлекательно изложил преимущества юнгианского подхода. Я рассказал ему, как однажды у себя в кабинете во время встречи с одним из его одноклассников испытал панический эпизод такой силы, что меня увезли из школы на скорой, потому что я был уверен, что у меня инфаркт.

– Так у вас на самом деле инфаркта не было? – уточнил он, потому что все в школе знали с моих слов, что он был.

Потом я рассказал Эли, как Вы помогли мне разобраться с материнским и отцовским комплексами и как возвели вокруг моей Личности временную опалубку, опираясь на которую можно было заняться ремонтом поврежденных частей. В продолжение моего монолога он держал зрительный контакт и кивал в нужных местах.

– Нам придется начинать с нуля. Но я все же уверен, что способен помочь тебе исцелиться, и тогда ты сможешь вернуть себе контроль над своей жизнью и войти в мир настоящим мужчиной, – сказал я ему.

Он спросил, что это значит, и я объяснил ему про фаллическую энергию и необходимость направить ее на мишень или цель, и про стремление войти в мир с уверенностью в себе, и что я помогу его инициации в мужское сообщество, как более взрослые мужчины помогали подросткам на протяжении всей древней истории, до наступления современности.

– Мистер Гудгейм, а каким образом вы сейчас входите в мир? – спросил он. Я не услышал в вопросе сарказма; ему действительно было интересно.

Тогда я рассказал, что моя цель – искупить и спасти его, чего бы мне это ни стоило. Воскрешение Эли являлось моей единственной задачей, и я согласен был совершить любые действия, направленные на возращение ему душевной целостности. Это его немного ошарашило, и он какое-то время сидел, уставившись себе в колени.

Мы провели в молчании пару минут, и я спросил: