Свет далеких звезд - стр. 5
– «Звездная ночь»! – ахнули Настя и Роб. С замиранием сердца они смотрели на картину.
– Так как тебя зовут? – с подозрением переспросила Настя.
– Винсент, – просто ответил Он.
– Внимание! Поезд отправляется, – раздался электронный голос.
Все вокруг пришло в движение. Платформа, качнувшись, поехала назад.
Настя громко всхлипнула, навалилась всем телом на колени Винсента, вжалась лицом в иллюминатор и, глядя на платформу, вдруг замолотила кулачками по обшивке.
– Я взяла, взяла! – кричала она, захлебываясь слезами. – Я взяла с собой тебя!
Она разорвала висящую на шее цепочку и сдернула с нее помолвочное кольцо с сияющим, как падающая в ночи звезда, камешком, приложила его к холодному стеклу иллюминатора. По платформе, задыхаясь от быстрого бега, догонял поезд юноша лет двадцати. Его светлые волосы растрепались, он на ходу поправлял их рукой и улыбался Насте.
Поезд медленно набирал скорость.
– Она здесь, здесь, она пришла! – рвался в своем кресле Роб, до предела натянув ремни безопасности, чтобы лучше видеть в иллюминатор заполненную людьми платформу. Он плакал и рисовал сорвавшимися в пляс пальцами большие и маленькие сердечки. А кто-то там, под тусклым светом фонарей, отвечал ему тем же.
Одни выдергивали из креплений ремни, соскакивали с мест, бежали в конец вагона, приникая к каждому иллюминатору, чтобы до последнего мгновения видеть дорогие лица, руки, силуэты. Другие вжимались в кресла, прикрывая ладонями лицо, молились и шептали про себя слова прощания, прощения, любви.
Винсенту казалось, будто его дрожащие руки прорываются сквозь толщу воды, мечутся из стороны в сторону, пытаясь как-то выбраться из чертова поезда, будто тонкие губы раскрылись в беззвучных проклятиях чужой надежде, чужой жизни, чужой Венере. А ноги бьют, взбивают воздух и несут его к выходу, к наполненной людьми платформе, к зовущей толпе, к родной Земле, к родному дому, назад к гибнущей родной планете.
Но Он так и остался сидеть в кресле, до боли в суставах сжимая в руках написанную им картину, исступленно глядя на невозможно синее вихрящееся небо, на горы вдали, на черный кипарис, остроконечный шпиль своей церкви, на свой покинутый дом, такой беспомощный под ярко-желтыми холодными звездами.
Тот самый день
Как легко нам дышать,
Оттого, что подобно растенью
В чьей-то жизни чужой
Мы становимся светом и тенью…
Иосиф Бродский
– Все самое важное случается в тот самый день…
Старик Макартур остановился у окна, глядя на бескрайние, немыслимо густые плантации кукурузы, залитые августовским солнцем.
– Вам стоит наконец посвятить меня в свои планы, сэр, – попросил Билли. – Я приезжаю к вам пятый раз за месяц, а вы еще ни словом не обмолвились о том, зачем вам все это понадобилось.