Свет далеких звезд - стр. 1

Звук разбитого сердца —

это самая громкая тишина на свете.

Кэрролл Брайант

«Не знаю почему, но когда я смотрю на звезды, мне хочется мечтать», – думал Он, глядя в черное, густое, усыпанное блестящими пуговками звезд небо. Через толстое стекло иллюминатора Он видел людей, что толпились у края платформы, огороженной силовыми полями. Тысячи людей протягивали руки к поезду, их рты кривились в беззвучной мольбе о помощи, а глаза, полные отчаяния, были устремлены на отъезжающих. В вагон подали электричество. Желтые полосы неоновых огней протянулись вдоль салона. Мир по ту сторону иллюминатора исчез во мраке.

– Уважаемые пассажиры! Поезд отправляется через пятнадцать минут. Просьба занять свои места, – проговорил электронный голос и смолк, издав тихий щелчок.

Он посмотрел вокруг: два ряда кресел по два посадочных места протянулись на сотни метров вперед и назад.

– Уф! Еле успела. По платформе уже не пройти. – С соседнего кресла повеяло ароматом синтетического жасмина. Стройная девушка лет двадцати устраивалась рядом.

– Добрый вечер, – откликнулся Он, внимательно рассматривая девушку. Да уж, она бесподобна! Один из лучших экземпляров, которые можно забрать с собой с Земли.

– Ты откуда? – спросила девушка, глядя на него.

– Нидерланды.

– А я Настя, из России. Ты тако-о-й рыжий, – кокетливо протянула она. – Говорят, это к счастью.

– Но не для тех, кто остался там. – Через проход им широко улыбался пухлый жизнерадостный парень в начищенных до блеска ботинках.

– Вы кого имеете в виду? – осведомилась Настя.

– Я про тех, кто остался на платформе, конечно. Да и на всей Земле. Говорят, это последний поезд до Венеры. Я Роб, Калифорния, если позволите.

– Настя, очень приятно, – она протянула ему руку.

Оба выдержали паузу, ожидая от Него ответной любезности. Но Он молчал, нахмурив лоб, потирая пальцем длинный нос с горбинкой.

– Убедительная просьба, пристегните ремни, нажав на красную кнопку подлокотника справа, – попросил электронный голос.

Отовсюду послышались щелчки и громкий сосущий звук: ремни входили в пазы, плотно прижимая тела пассажиров к спинкам кресел. Он снова посмотрел в иллюминатор, платформа была едва видна в тусклом свете фонарей.

– Не насмотришься, даже не пытайся, – вздохнула Настя.

На ее прелестном личике читалась грусть, но грусть была какой-то сиюминутной, поверхностной.

– Я не могу поверить, что в последний раз вижу Землю, свой дом, – прошептал Он. Ногти больно впились в ладони.

– Скоро у вас будет новый дом. – Роб смерил его добродушным взглядом.

– Говорят, первые поезда, отбывшие на Венеру до нас, были нагружены лишь провизией, стройматериалами и техникой. Потом было несколько составов с людьми: учеными, инженерами, астронавтами. – Настя беспечно качала ногой, рассматривая что-то далеко впереди.

– Значит, наш поезд – это Ноев ковчег, – предположил Он. – Сколько нас здесь? Несколько тысяч?

– Пять тысяч восемьсот девяносто три человека и обслуживающие андроиды, – доложил голос из динамика, вмонтированного в подлокотник. Все трое вздрогнули от неожиданности.

Роб оживился, заерзал в своем кресле.

– А принесите-ка мне ионизированной воды, – неожиданно громко попросил Роб, наклонившись над динамиком.

Из люка, замаскированного в толстой обшивке, выехал металлический поднос, на котором стоял стакан с прозрачной, цвета голубого льда ионизированной водой.

– До отправления поезда осталось десять минут, – предупредил электронный голос.

Свет немного приглушили, и Он опять припал к иллюминатору. На небе ярче всех сияла Венера, а люди на платформе превратились в волнующееся море.

«Мы жили мирно, надеясь, любя, прощая, возвращая и даря, как заповедал наш век, век без войн, без слез и без скорби. Мы жили так, как учили нас древние, как просили наши сердца. Мы холили, лелеяли нашу планету и ухаживали за ней, но наши усилия оказались напрасны. Пришел день, и нас сняли с насиженного места, с Земли. С нашей Земли! Мы – люди, рожденные для этой синевы, для запаха мокрой травы после дождя, для утренней росы, должны уйти в незнакомый нам, чужой мир. Там, куда ни кинь взгляд, все иначе, непривычно, не так. А что же останется здесь? – думал Он. – А здесь никого и ничего не останется».