Размер шрифта
-
+

Свеча горела на столе - стр. 2

Она была дочерью чаезаводчика Высоцкого, семья которого жила в Чудовом переулке, недалеко от Мясницкой, где находилось Училище живописи, ваяния и зодчества. Пастернаки дружили с Высоцкими, и Борис познакомился с Идой, когда та была еще подростком.

Память об этой любви оказалась долгой. Спустя годы после разрыва Пастернак обращался к Иде Высоцкой в своей лирике. Он посвятил ей знаменитый «Марбург» (1916) и одно из лучших стихотворений этого периода «Отрывок из поэмы» (1916).

В 1913 году состоялся его дебют в печати. Пять стихотворений («Февраль…», «Сегодня мы исполним грусть его…», «Сумерки», «Я в мысль глухую о себе…» и «Как бронзовой золой жаровень…») вошли в альманах «Лирика», первой книги одноименного издательства.

Альманах вышел в апреле тиражом в 300 экземпляров, а месяц спустя Пастернак окончил университет, сдав в качестве кандидатского сочинения работу о теоретической философии Когена. Примечательно, что за дипломом Пастернак так и не явился, и он до сих пор хранится в архиве Московского университета.

В конце этого же года была напечатана первая книга его стихов «Близнец в тучах». Книга осталась почти незамеченной. Немногочисленные отзывы были в основном критические. Лишь в обзорной статье Брюсова о книге Пастернака упоминалось вполне благожелательно. Чувство благодарности Брюсову Пастернак пронес через всю жизнь.

Началась Первая мировая война, и Пастернак решил записаться добровольцем, но его отговорил ненадолго приехавший с фронта Сергей Листопад, сын философа Льва Шестова. С «трезвой положительностью» он рассказал ему о войне, предупредив, что Пастернак «найдет там нечто прямо противоположное тому, что рассчитывает увидеть». Сергей Листопад погиб в первом же бою по возвращении на позиции. В Москве у него осталась невеста, Елена Виноград, которой спустя несколько лет Пастернак посвятит книгу замечательной любовной лирики «Сестра моя, жизнь». Впрочем, уже в книге «Поверх барьеров», вышедшей в 1916 году, Пастернак заявил о себе как о вполне состоявшемся поэте. Здесь впервые прозвучала поэтическая декларация, которой Пастернак следовал на протяжении всей жизни:

Поэзия! Греческой губкой в присосках
Будь ты, и меж зелени клейкой
Тебя б положил я на мокрую доску
Зеленой садовой скамейки.
Расти себе пышные брыжи и фижмы,
Вбирай облака и овраги,—
А ночью, поэзия, я тебя выжму
Во здравие жадной бумаги.

И хотя книга вышла со множеством опечаток (корректуру сборника он не смотрел), она его очень порадовала: «Мне нравится книжка. Что ни говори – она – (…) мало на что-нибудь, кроме себя самой, похожа».

Страница 2