Суждено выжить - стр. 6
Петух лежал связанный шпагатом по всем правилам. Он высоко и гордо поднимал голову. Смотрел одним глазом на нас, как бы спрашивая: «Куда меня повезете и когда будете казнить?»
Обратно ехали небыстро. Усталые лошади в тридцатиградусную жару нехотя передвигали ногами. Из-под ног поднимались столбики пыли и исчезали под платформой линейки. Под линейкой они объединялись в общий поток, и сзади высоко поднимался жидкий столб пыли. День набирал свои темпы. Башкирское солнце двигалось к зениту. Становилось нестерпимо жарко, не только ногам в тяжелых ботинках, замурованным до колен черными обмотками, но и всему телу. Голубев сидел угрюмый, задумчивый. Казалось, он со злобой смотрел на все окружающее: посеревшую растительность степи и далекие колки леса, манившие прохладой.
«Товарищ полковник, разрешите раздеться. Нестерпимо жарко». Лицо Голубева исказила кривая улыбка. Полушепотом ответил: «Разрешаю». Я быстро разделся. Остался в одних трусах, обнажив и подставив солнцу свое тощее тело. Голубев молча разглядывал меня с головы до ног. Затем расхохотался, да так громко. Я остановил лошадей. Грешным делом, подумал, что с ним, не сошел ли он с ума.
«Правильно, Котриков, что ты остановил коней. Пусть отдохнут. Когда тебя в армию призывали, проходил медицинскую комиссию?» «Так точно, товарищ полковник», – отчеканил я. «Но ты же болен. Похож на живой скелет или на человека, перенесшего длительную голодовку. Котриков, ты на меня не обижайся. Тебя одним пальцем столкнешь. При сильном ветре ты не удержишься на ногах». Голубев подошел ко мне, приставил ладонь правой руки и с силой толкнул. Я, не думая о последствиях, схватил его за талию, поднял на высоту вытянутых рук и отбросил от себя. Он старался удержаться на ногах, часто переступая. Пятясь назад, тяжело рухнул на землю. Я помог ему подняться, опасаясь, что последует расплата. Вместо возмущения и крика, что с ним бывало, он взял мою руку и крепко пожал. «Молодец, Котриков. Откуда в твоем тощем теле и дряблых мышцах такая сила?» Он пощупал мышцы моих рук и ног. «Теперь я верю лейтенанту, которого ты в шутку поднял и сбросил с плота». Я молчал, искоса поглядывая на замазанную в пыли гимнастерку и брюки Голубева. «Товарищ полковник, извините меня за грубое применение физической силы, – сказал я. – Разрешите, я вычищу гимнастерку и брюки». «Здесь никого, Котриков, нет. Мы с тобой вдвоем. Кони говорить не умеют. Пыль я очищу сам».
По дороге Голубев расчувствовался и разоткровенничался. До самого лагеря он рассказывал о себе. Семнадцатилетним юношей он добровольно вступил в царскую армию. Воевал с немцами. Был награжден двумя Георгиями. С первого дня организации Красной Армии – командир роты. Участвовал в штурме Зимнего. Был почти на всех фронтах Гражданской войны. После окончательной победы над белогвардейцами и интервентами окончил курсы красных командиров, а в 1934 году – военную академию имени Фрунзе. Два боевых ордена Красного Знамени украшали его грудь.