Суждено выжить - стр. 48

Кошкину было приказано принять нашу роту. Командир роты оказался тяжело ранен. Прием был короткий. Объявили всему личному составу, что приступил к исполнению обязанностей командира роты Степан Кошкин. Как друга я первый поздравил Степана с повышением и назначением командиром роты. Пожелал ему при взятии Берлина быть командиром батальона. Кошкин обнял меня и попытался поцеловать. «Что я тебе невеста или девка!» – вспылил я. «Не сердись, Илья, – сказал Кошкин. – Жизнь наша во власти войны, во власти стихии. Может оборваться в любое время». Он обернулся и показал на убитых. «Они жили, дышали, думали несколько минут назад. Они смеялись, радовались письмам из дома, ждали конца службы два дня назад. Мечтали увидеть родителей, любимых девушек, думали о будущей жизни. Сейчас им ничего не нужно. Если только три аршина земли». «Да! – ответил я. – Они превращены в безжизненную материю. Материя не исчезает, не умирает. Она только видоизменяется. Мне кажется, если меня убьют, я обязательно проснусь через десять или даже сто лет, но жить снова буду. Человек не может бесследно исчезнуть из жизни. Его разум, его сознание образовалось в течение длительной эволюции, из особой высшей материи, которая не может исчезнуть бесследно. Она обязательно должна где-то проявиться или появиться снова». «Илья, ты в трудные минуты Бога вспомнил, – сказал Кошкин. – Если убьют меня или тебя, считай, нас нет и уже никогда не будет. Мы превратимся в прах, в землю, которая нас и создала».

Внимание всех было сосредоточено на поворот дороги, который от нас был на расстоянии 1 километра. Что там для нас готовится? Что нас ждет?

Я продолжал разговор, шагая рядом с Кошкиным. «Евангелие для меня не аксиома. Да, собственно, я его ни разу и не читал. Но сама природа, сама земля таит в себе неразгаданные тайны». «Об этом всем известно, – ответил Кошкин. – Ты тут нового пока ничего не открыл». «Сейчас не время, – сказал я, – но как-нибудь, если будем живы, я расскажу о приключениях с моим дядей».

Из-за поворота шоссе на больших скоростях вышли танки. «Один, шесть, восемь, двадцать два», – раздавались испуганные голоса. На броне каждого танка сидели по 10-12 автоматчиков. Кошкин закричал: «Рота, занять оборону! Приготовить связки гранат! Илья, вот, кажется, и конец. Даже укрыться негде», – со злостью сказал Кошкин. Наши орудия накрывали шрапнелью автоматчиков на танках. Немцы прыгали, валились с танков прямо под гусеницы. Танки шли, не сбавляя скорости. Они шли по шоссе, обочиной и по полю. Пушки били их прямой наводкой, но они шли. Из одного, затем из другого повалил черный дым. Два, с подбитыми гусеницами, закрутились на месте. Остальные шли. Орудия смолкли, их подмяли, искорежили. Бежавших красноармейцев расстреливали из пулеметов, мяли, давили гусеницами. Поднялась паника. Люди в ужасе бежали вдоль шоссе. Я тоже бежал и ждал в спину пулеметной очереди. Обороняться было нечем, укрыться негде. Кругом поле, до леса более 500 метров.