Сука - стр. 3
Между тем он выбрал почему-то меня, и я согласилась. Мы скрепили свой союз в отдаленном деревенском сельзагсе, потому что оба очень не любили «помпы и парада».
Стояла чудесная солнечная зима. Я вышла из дверей невзрачного домика, где мы регистрировались, даже не сняв верхнюю одежду. Прямо в распахнутой шубе плюхнулась в сугроб. Внутри меня стояла какая-то гулкая пустота. Тогда я еще не знала его рассказа о том, как он женился: «Ощущение было такое, что я впервые в жизни прыгаю с парашютом, а вдруг он не раскроется?»
У меня не было свадебного платья – представить себя в нем я просто не могла: оно бы сидело на мне как на корове седло.
…Наверное, когда любят, с радостью и трепетом сердечным надевают на себя подвенечное платье, идут в самый лучший загс в центре города. Рожают желанных детей, если позволяет достаток (а может, даже и не в нем дело). И вообще живут долго и счастливо и молят Господа, чтобы умереть в один день, и он предоставляет им такую возможность.
А вот моя сегодняшняя жизнь: выходной день проходит в лежании на диване с книжкой Улицкой в руках, бездарных телефонных звонках и разговорах ни о чем, потом – приход пьяного Катаняна и наш с ним скандал.
– Знаешь, что такое «жизнь» и что такое «житие»? Жизнь – это одно, а житие… – Он глубокомысленно задумывается, подбирая слова. Ну как тут не помочь?
– А житие – это другое, – с хохотом заканчиваю я.
– Тебе плохо, да? – спрашивает он. – Дела у тебя хреновые? Да?
– Какая тебе разница? – анархистски отвечаю.
– Я – не в масть? Не тот, не туда и не в то время?
– Туда и в то время, но очень пьяный.
– Вот ты отдыхаешь в выходные дни, а я работаю. Так меня сегодня достали. Директор в Англии, а тут звонит один, так я его послал… Где Алешин? Сейчас пойдем с ним в загул… По девочкам пойдем, у меня бабок – немерено…
– Он в гараже, у нас машина сломалась.
– Новую купите, все деньги складываете? Надо проще быть – и люди к тебе потянутся.
– Пошел ты…
Я смотрю в окно на желтеющий и облетающий день ото дня тополь. Каждую осень боюсь того момента, когда с него упадет последний лист, – мне кажется, в этот момент вместе с ним уходит чья-то жизнь, вдруг моя…
«Опавшие листья на ветви свои не вернутся. И коль человек постарел, то снова он юным не станет».
Я смотрю на мой домашний, пока еще красиво одетый блистательный тополь и думаю, что очень хорошо отношусь к Катаняну, даже довольно тепло и нежно к нему отношусь, но почему я именно сегодня должна сидеть и слушать его пьяные бредни, в его воспаленном мозге генерирующие как шутки.
А потом я прошу его уйти домой, он довольно тихо соглашается, резко протягивает мне руку, я ему свою – ответную. А он бьет меня по ней с размаху, я обижаюсь от такого хамства и голосом, в котором стоят слезы – наигранные, – потому что я хочу, чтобы он быстрее ушел, говорю, что больше руки я ему не подам, после чего он громогласно заявляет, что ноги его в этом доме больше не будет.