Суфлер - стр. 2
Поколебавшись минуту, женщина решила оставить записку. Черкнув пару слов, тревожных и сочувственных, она принялась пристраивать клочок бумаги в щель между створками дверей. И тут обнаружила то, чего сперва не заметила.
Записка в двери уже была. Крошечная бумажка, оторванный уголок газетного листа. «Ее оставили мне?»
Александра кончиками пальцев извлекла записку и развернула сложенный вдвое серый газетный обрывок. Почерка Эрделя она никогда не видела, они не подписывали бумаг, совершая все сделки устно, доверяя друг другу на слово, как большинство коллекционеров и посредников. Да собственно, о почерке и говорить не приходилось, глядя на корявую строчку, выписанную вкривь и вкось печатными буквами. Казалось, слова нацарапал ребенок. «Даже запятую не поставил!» – машинально отметила женщина, перечитывая краткое послание. Оно адресовалось, безусловно, ей, и хотя было предельно понятным, его смысл до художницы как-то не доходил.
САША БЕГИТЕ ИЗ МОСКВЫ
Подписи не было. Это и еще отсутствие запятой превращало послание в аналог телеграммы, отправленной на последние деньги. Александра отчего-то принялась старательно припоминать, когда сама в последний раз сочиняла телеграмму, пользуясь этим ныне вымершим видом связи. Оказалось, давным-давно, в годы учебы, в Питере, в Академии художеств, а точнее, в Институте имени Репина. Писала родителям в Москву: «Ремесло сдала теория завтра здорова скучаю». Лет пятнадцать назад. В прошлой жизни.
Опомнившись, женщина спрятала записку Эрделя в карман, а свою скатала в шарик и бросила в банку с окурками. Она вдруг передумала оставлять послание. Предупреждение, адресованное ей, смысла не имело. Александра была уверена, что не совершила ничего такого, из-за чего ей стоило бы убегать из родного города.
Врагов у нее водилось не больше, чем у любого обычного человека, да и не того они казались масштаба, чтобы от них бегать. И все же Эрдель, ставший жертвой загадочного скоропостижного приступа, едва удерживая ручку в непослушных пальцах, в последний момент перед отъездом в больницу пытался ее предупредить о некоей опасности…
Терзаемая неприятным и непонятным ощущением, Александра пошла вниз по лестнице, медленно отравляясь ядовитой смесью тревоги и недоумения. «Не “уезжайте” из Москвы, а именно “бегите”. Так, никак иначе! Он ведь серьезный человек, не стал бы шутить в таком дурацком роде. Он же знал, что я приму эти слова на веру. Так что мне делать?! В самом деле, бежать?!»
В более глупом положении она, наверное, еще не была никогда в жизни. Ей предлагали сделать категорически невозможное – слепо поверить чужим словам и выполнить указание, смысла которого она не понимала. Но предлагал человек, которого Александра безоговорочно уважала. Которому в данный момент нельзя было позвонить. Телефона его супруги художница не знала.