Суета вокруг Шекспира - стр. 2
ШЕКСПИР. В новой пьесе Фальстафа нет[2].
КЕМП. Что?
ШЕКСПИР. В «Генрихе Пятом» Фальстафа нет.
КЕМП. Ты шутишь. Не пытайся шутить со мной, Вилли. Получается у тебя так себе. Шутки – это по моей части.
ШЕКСПИР. Я не шучу. Фальстафа в «Генрихе Пятом» нет.
КЕМП. Фальстафа в «Генрихе Пятом» нет?
ШЕКСПИР. Именно так.
КЕМП. Тогда где он, черт побери? Прячется за деревом?
ШЕКСПИР. Он умер.
КЕМП. Фальстаф умер?
ШЕКСПИР. Да.
КЕМП. Фальстаф умер? Он умер?
ШЕКСПИР. Да.
КЕМП. Фальстаф мертв. И Йорик мертв.
ШЕКСПИР. Йорик совсем мертв.
КЕМП. Ты, на хрен, рехнулся?
ШЕКСПИР. Вполне возможно.
КЕМП. Если Фальстаф мертв и Йорик мертв, что остается мне? Кого я буду играть? Только танцевать джигу в конце? Это ты мне оставляешь? Я танцую джигу в конце спектакля, и все?
ШЕКСПИР. Больше никаких джиг.
КЕМП. Что?
ШЕКСПИР. Больше никаких джиг в конце.
КЕМП. Ты поставил джигу посередине? Что ж, мысль интересная, но…
ШЕКСПИР. Больше никаких джиг. Никаких реплик от себя зрительному залу. Никакой импровизации. С этого момента мы следует тексту пьесы.
КЕМП. Тексту пьесы?
ШЕКСПИР. Да.
КЕМП. Мы следуем тексту пьесы?
ШЕКСПИР. Да.
КЕМП. Ты знаешь, что я делаю с текстом пьесы?
ШЕКСПИР. Скорее нет, чем да.
КЕМП. Я вытираю им мою вонючую жопную дырку. Вот что я делаю с текстом.
ШЕКСПИР. Да, я заметил.
КЕМП. Так что скажешь?
ШЕКСПИР. Я скажу, что с этого момента никаких джиг, никакой отсебятины под влиянием момента, никаких остановок спектакля шуточками по части зрителей. Больше ничего этого не будет. С этого момента остается только написанный мною текст. Вот и все.
КЕМП. Все?
ШЕКСПИР. Все.
КЕМП. Ты сам так решил?
ШЕКСПИР. Мы решили. Все пайщики.
КЕМП. Я тоже пайщик.
ШЕКСПИР. Мы провели собрание.
КЕМП. Теперь вы проводите секретные собрания?
ШЕКСПИР. Тебя приглашали. Ты не пришел.
КЕМП. У меня была важная встреча с женой часовщика.
ШЕКСПИР. Я в этом не сомневаюсь.
КЕМП. Значит, вы сговорились за моей спиной и решили дать мне пинка под зад? Так?
ШЕКСПИР. Насчет пинка мы ничего не решали. Мы решили – больше никаких джиг, никаких импровизаций по ходу спектакля, никаких разговоров со зрителями, если этого нет в тексте пьесы. Вот что мы решили.
КЕМП. Бёрбедж тоже?
ШЕКСПИР. Голосование было анонимным.
КЕМП. Ты лжешь.
ШЕКСПИР. Можешь спросить у остальных.
КЕМП. Больше никаких джиг. Никаких шуток. Никаких разговоров со зрителями. И что тогда, черт побери, остается мне? Что тогда мне остается?
ШЕКСПИР. Тебе остается быть актером. Актером, который выучивает свой текст и произносит его, как он написан.
КЕМП. О, текст, текст, драгоценный текст. Ты так трепетно относишься к своим дурацким, чертовым словам. Драгоценный, драгоценный, драгоценный текст. Сладкоголосый наш Шекспир. Это не твоя глупая сраная суходрочная поэзия а-ля Венера и Адонис. Это театр. Я – артист. Мы – артисты. Комедианты. Мы живем моментом. Мы все выдумываем по ходу. Текст – всего лишь дорожная карта. Иногда мы сморкаемся в него и раскуриваем им трубку. Текст – это отправная точка. Ничего больше.