Судороги - стр. 39
– Ай-да мы! – засмеялся Нечаев, откусывая бутерброд. – Значит говоришь, что ограничения играют здесь важнейшую роль?
– Наиважнейшую, Александр Павлович, – ответил Альфред, – наиважнейшую! Ограничения степеней свободы логикой второго порядка, а это значит правилам построения движений по принципам того же порядка, определяют не только присутствие синергетического эффекта, но и гораздо более важные вещи. Я так думаю, что все это влияет на синапсы. Нейросеть становится не просто упорядоченной, она становится именно иммунизированной. То есть мы можем наблюдать синаптическую иммунизацию. Выстраивание синапсов таким образом, что созданная в результате этого конструкция нейросети будет сильно отличаться от обыденной. Вот Вам и платформа для алгоритма! А программа может, конечно, еще и пригодиться. Но сбить с толку такого андроида будет не под силу.
– Вы хотите сказать, что может измениться даже анатомия? – спросил Нечаев.
– Да, мой друг, – ответил Альфред. – Насчет нейрохимии сказать трудно, хотя… кто знает? Все может быть задействовано, даже нейромедиаторные процессы.
– Ну уж это Вы хватили через край! – Нечаев даже бутерброд положил на тарелку. – Это уж слишком!
– Нет, Александр Павлович, не слишком! – ответил Альфред. – Очень даже не слишком! Природа что-то задумала вообще о нашем существовании здесь, на Земле. Для нас с вами ГАМК, ну эта, гамма-аминомасляная кислота, да глицин всего лишь тормозные нейромедиаторы! Не более! Как кусок сахара в чашке с чаем! Понимаете? Мы привыкли к плоскостному измерению. А вот здесь открываются совершенно новые горизонты. Нужны только условия, и они сработают!
– Кто сработает? – Нечаев был насторожен после таких рассуждений Росса.
– Элементы, Александр Павлович! – ответил Росс. – Только все должно быть упорядоченно.
Нечаев понимал, что речь шла далеко уже не о рефлекторной дуге, а о нечто совсем ином. Человек, привязанный к рефлексам, живет по их законам, по сути говоря. В случае с иммуноандроидами человечество вступило в совершенно иную эру своего развития. Рефлекторная дуга может остаться далеко позади. Что будет в таком случае с человечеством? Что его ждет?
Действие двадцать второе
Браун, видя такое, на несколько секунд потерял дар мысли. О даре речи не могло быть и речи, дабы рот его был занят дыхательным раструбом акваланга. Дельфин, подплыв к нему, оказался с ним буквально нос к носу. Затем «издевательски» повертел перед его носом тростью, пропищал что-то, и начал плавать вокруг Брауна, демонстрируя ему трость. Такой наглости от дельфина Браун никак не ожидал. Он сидел на подводном камне и тупо глазел на кривляющегося дельфина. А тот плавал вокруг него, приглашая поиграть в игру, типа «А ну-ка, отними!»