Судьбы иосифлянских пастырей - стр. 67
В июле 1912 г. иеромонах Сергий освятил вновь устроенную в Константиновском дворце над покоями Димитрия Константиновича церковь ев. кн. Александра Невского (во время реконструкции 2002–2003 гг. на ее месте сделали шахту лифта). Осенью 1916 г. в Стрельне с благословения о. Сергия было устроено подворье Шамординского монастыря, часть насельниц которого батюшка позднее – в 1920-е гг. – окормлял. Служил иеромонах и в других храмах. Так, 17 декабря 1910 г., в день двадцатилетия Великого Князя Константина Константиновича (младшего), о. Сергий совершил богослужение во Введенской церкви Мраморного дворца. Продолжал он окормлять своих Августейших духовных детей и в годы Первой мировой войны. В частности, для служившего тогда в армии и приезжавшего наездами в Петроград Иоанна Константиновича батюшка за август-октябрь 1916 г. провел четыре службы и две исповеди. Помимо окормления «Константиновичей» о. Сергий подготовил к исповеди сына Великого Князя Сергея Михайловича, неоднократно встречался и с Императором Николаем II.
О своих монархических убеждениях и теплых чувствах к Великим Князьям и Императорской Семье ей. Сергий открыто говорил даже на допросах в ОГПУ: «В семье Константиновичей мне пришлось встречаться и с самим царем, бывавшим на семейных торжествах у Великого Князя. Отдельные встречи с царем у меня проходили на праздниках Рождества и Пасхи, когда меня наряду с причтом придворного духовенства приглашали во дворец. Обычно на третий день Пасхи царь имел обычай христосоваться с придворным духовенством, причем, согласно правил, монашеское духовенство, даже сам митрополит, с царем не христосовались, а это право было дано только настоятелю Сергиевой пустыни, которым я в то время являлся. Последнюю свою встречу с царем я имел на Рождестве в 1916 г., когда Государь со мной беседовал довольно продолжительное время. От облика царя у меня осталось впечатление, что это был человек кроткий, смиренный, удивительно скромный, напоминавший скорее простого офицерика, а не самодержца, человек в обращении более чем деликатный, с приятным взглядом. Поэтому факт отречения Государя от престола я встретил с огромным сожалением, скорбел за Помазанника Божьего, т. к. я лично был самым тесным образом связан с интересами династии и был всем обязан царскому строю. В “распутиниаду” я не верил. Я имел случай проверить правдоподобность тех слухов и сплетен, какие распространялись вокруг имени Распутина и царицы. Моим духовным сыном был камердинер самого царя, прослуживший у него 24 года, некий Иван Васильевич. Однажды, на исповеди, я задал ему вопрос: верно ли все то, что говорят о пьянстве царя, Распутине и царице. Камердинер мне поклялся, что все это – ложь, и этого мне было достаточно»